Когда дует ветер
Шрифт:
— А если сына нет? Несправедливо получается: чем дочь хуже? А вот пусть молодые воины между собой сражаются, кто захочет на дочери вождя жениться. Кто женится, тот потом и вождем станет.
Рунат хотел закончить мысль, но потом предусмотрительно добавил:
— Когда я умру.
Хран морщил лоб, пытаясь вникнуть в замысел вождя.
— Ну, интересно. Это что же получается? Мой сын может вождем стать, если на твоей Уме женится?
— Ага.
— А обычаи?
— Вот я и говорю — обычаи. Тебе же они тоже не нравятся?
— Ну,
— Ладно, ты подумай, — Рунат хлопнул арига по плечу. — Это не к спеху. У меня Ума еще мала. Да и твой сын еще не вырос.
Такой вот разговор состоялся недавно у вождя с аригом. А тут Ума заболела. Тогда и задумался Рунат: не происки ли это Ираса? Ариг-то не проговорится, да у колдуна везде уши.
Вышел сегодня вождь утром на улицу, а колдун вот уже, будто всю ночь у хижины караулил.
— Солама калама, Рунат!
— Калама солама.
— Как дела? Как здоровье Умы?
Руната чуть не перекосило: ишь, какой заботливый выискался. А где еще вчера был?
— Слава Идолу, уже лучше. А ты чего с утра пораньше?
— Да вот как. Луны сегодня опять не было. Ночью несколько раз смотрел. Пора жертву готовить. Вот-вот молодая луна может народиться.
— Ну что ж, готовь. Выбрал уже?
— Угу. Сын ведьмы. В самый раз.
Вождь замялся:
— А что, обязательно его? Там же еще мальчики есть.
— Те не годятся. Этот нужен, — хмуро произнес колдун, заметивший нерешительность Руната. — Он рыжий. Это — знак огня. Такое не каждый год бывает.
— Ладно, — вождь еле заметно выдохнул. — Этого, так этого. Чего еще?
— А, может, и ведьму заодно?
— Чего?!
— Ты прикинь, Рунат, — зачастил колдун. — Когда мы в последний раз ведьму сжигали? Это уже сколько лет прошло. Редко они в руки попадаются. Мне сон сегодня приснился — Оман Яра видел, сердитого.
Ирас сделал многозначительную паузу. Но вождь не отозвался.
— Сердился Яр. Говорил, жертву хочу, женщину. И со светлыми волосами.
— Так и сказал? — недоверчиво прищурившись, спросил Рунат.
— Ага.
— А цвет глаз не назвал? — вождь издевался, но Ирас не понимал юмора, задумался.
— Нет, про глаза ничего не говорил, — с сожаленьем произнес. Эх, промахнулся, не разузнал заранее, какой цвет глаз у лесовички.
— Перебьешься без ведуньи, — не без удовольствия сообщил Рунат. — А, впрочем, посмотрим еще. Ближе к вечеру скажу.
— Хорошо, — колдун засуетился. — Так я твоих девочек посмотрю, что с ними?
— Не надо. Там есть кому смотреть.
Рунат решил выждать. Чего с Ирасом раньше времени ссориться? Ума ж еще не выздоровела. А младшие и вовсе сильно болеют. Надо подождать. Сжечь ведунью всегда успеется. Глядишь, еще и пригодится.
… Услышав смех Умы, вождь вошел в хижину. Дочка сидела у костра и хлебала из горшка мясной бульон. Рядом вся сияла от радости Арида. Ведунья сидела в стороне, что-то толкла на плоском камне. Увидев отца, Ума улыбнулась:
— Какой суп вкусный, папа. Мама говорит, я так давно не ела. А Олия говорит, чтобы я много не ела, а то живот заболит.
— Живот — не голова, — благодушно произнес вождь. — Поболит и пройдет.
— Да не в этом дело, — подала голос ведунья. — Суп не очень свежий, запах идет. Надо бы новый сварить, а то у Умы сейчас живот слабый.
— Суп как суп, — с обидой произнесла Арида. — Вчера утром варила. И не пахнет почти. Мясом только.
— Ну, не знаю, — вождь посмотрел на жену. — Но ты слушай, что Олия говорит.
— Мне Олия рассказывала, у нее здесь сын, — внезапно встряла Ума. — Он меня на три зимы младше. Можно ему с нами поиграть?
Вождь опешил.
— Э-э, тебе еще рано играть. И сестры, видишь, совсем больные.
Рунат решил замять скользкую тему и переключил разговор:
— Арида, а меня ты покормишь?
— Ой, садись Рунат, — Арида вскочила. — Сейчас мясо достану.
Ведунья подошла к вождю, тихо спросила:
— Рунат, можно я к сыну схожу?
— Сходи.
Олия продолжала стоять на месте.
— Чего еще?
— А что с сыном будет? Я слышала, скоро жертву приносить собираются.
— Где слышала?
— Из хижины выходила. Воины разговаривали. Так что с сыном будет?
Рунат нахмурился:
— Заладила: что с сыном, что с сыном. Скажи спасибо, если сама жива останешься.
Ведунья пыталась поймать взгляд вождя, но тот отвернул голову. И столкнулся с глазами Ариды. В глазах жены звучал немой укор и страх.
— Ну, что я могу сделать? — сердито спросил вождь. — Его Оман Яр выбрал. Он рыжих любит.
— Его ваш колдун выбрал, змей подколодный, а не дух огня, — негромко, но твердо сказала ведунья. В голосе женщины вождю почудилось презрение. Он засопел, но не нашелся, что возразить.
— Папа, — Ума распахнула светло-серые глаза с огромными ресницами. — Папа, что ты говоришь? Этого мальчика убьют?
Девочка заплакала.
— Да что вы тут, сговорились что ли? — вождь попытался изобразить гнев, но у него не получилось.
— Не надо, Рунат, этого делать, — осторожно, но настойчиво проговорила жена. — Я боюсь. Оман Лашуй рассердится.
— Какой еще Лашуй? — возмущено начал вождь и осекся. Он понял, на что намекала жена. Если ведунья возносила молу Лашую (а к кому же лесовичке еще обращаться, не к Идолу же?), то получается, что Уме помог Лашуй. А если сына ведуньи убьют, то она может снова обратиться к Лашую, и тогда… Вождь как-то не предусмотрел сразу эту ситуацию. И теперь оказался перед выбором: или пощадить сына ведуньи, но тогда рассердится Ирас; или отдать в жертву мальчика, но тогда Олия из мести может опять наслать окаху на Уму. Рунат покосился на плачущую дочь и дрогнул.