Коллекция. Первая эпоха
Шрифт:
– Родриго, что-то не так.
Мой друг медленным движением вытер свой кинжал от крови и ответил:
– Да, Паулино, похоже на то.
Я сбросил недавно раздобытый плащ и достал свои кинжалы. Родриго убрал кинжал и достал свой меч.
К воротам мы двигались, держась тени. Впереди замаячила знакомая фигура – это был Батиста из Лоди – один из телохранителей отца. Очевидно, он охранял вход в дом, чей фасад был обращен прямо на превратную площадь. Я направился к нему, но тут из дома вышел один из отцовских лейтенантов – Куарчитто. Он спросил негромко, но я все равно смог расслышать:
– Щенок не появлялся?
Ответа
– Если явится, не говори ему ничего и придержи – я сам с ним разберусь.
Скрипнула дверь, и Куарчитто вернулся в дом. Я услышал, как Батиста дышит на свои руки. Что-то определенно происходило, и я старался не думать о том, что телохранитель моего отца почему-то не рядом с ним. Вернулся Родриго и поманил меня пальцем.
Оказывается, из подворотни, в которую он исчезал, можно было пройти к задней двери дома, у которого стоял Батиста. Родриго указал мне на освещенное окно первого этажа с разбитыми ставнями, я заглянул туда и тут же закрыл глаза, желая проснуться.
В небольшой мастерской на столе лежало тело моего отца. Он был мертв – это я сразу понял. Вокруг тела стояли его лейтенанты и жарко спорили. Я всматривался в их лица одно за другим. Здесь не было Одноглазого и других ребят из отряда, взявшего крепость – это было понятно. Но зато здесь был Бернардино – он стоял в углу и понуро опирался на свой двуручник. Я не мог рассмотреть выражение его лица, но видел, что он молчит. А вот Куарчитто о чем-то горячо говорил, вцепившись в край стола. До меня доносились лишь глухие отзвуки, в которых ничего нельзя было разобрать.
Вдруг Куарчитто взял руку моего отца и попытался снять с него перстень с ангелом, который отец всегда носил, не снимая. Красная пелена гнева стала застилать мне глаза, но тут я почувствовал руку Родриго на своем плече.
Он, не говоря ни слова, кивнул мне на дверь и направился к ней. Я остановил его, жестом показав, что я войду первым, а он пойдет за мной. Он кивнул. Я сделал три глубоких вдоха и выдоха подряд, и на счет три дернул дверь на себя.
До меня донесся обрывок фразы:
– …а ему я ничего не должен.
У нас были доли мгновения на то, чтобы воспользоваться общим удивлением. Я в два шага преодолел расстояние до стола, на третьем подскочил на его угол, а затем перепрыгнул через тело отца и упал на Куарчитто, желая изничтожить предателя. Я бил и бил его, не думая и не осознавая ничего, что происходит вокруг. Наконец, я разжал его руку, в которой был зажат отцовский перстень, и прорычал в лицо мертвецу:
– Это мое!
А затем все прошло. Я шумно выдохнул и выпрямился, на мгновение даже захотелось улыбнуться. Однако затем я вспомнил, что происходит, и оглянулся. Рядом стоял немного бледный Родриго, за его плечом я увидел улыбавшегося Бернардино – у него на лице были продолговатые брызги крови. Кроме Куарчитто погибли еще двое – как я понял, обоих убил Бернардино. Остальные неотрывно смотрели на меня. Кто-то со страхом, кто-то с улыбкой. Я встал на ноги и поднял над головой перепачканный в крови Куарчитто перстень отца.
– Я ваш капитан! Моего отца называли
Неожиданно Бернардино рассмеялся:
– Да уж, синьор, вам бы еще поучиться произносить речи!
Я издал невольный смешок.
4
Я устало потер глаза – день выдался очень тяжелым. Наверное, это был самый тяжелый день в моей жизни. Отец поймал грудью арбалетный болт – кирасу он в этот раз не надел, а кольчуга не смогла его защитить. Мне сказали, что он умер почти сразу. Странно – в этот момент я подумал о том, что, если бы ему рассказали о такой смерти заранее, он бы лишь хмыкнул и легко улыбнулся.
Почему-то пока не было больно. Наверное, потому, что пока было некогда скорбеть. К утру мою власть признала вся банда. Все, кто уцелел. Поначалу, памятуя о лихом штурме крепости, я думал, что и в остальных местах мы отделались малой кровью. Но это было не так.
Сейчас в строю была примерно половина тех сил, которыми мы вчера выдвинулись к Базелье. Было много погибших, еще больше раненых. Одноглазый к вечеру стал совсем плох – скорее всего, до завтрашнего утра он не доживет.
Мысль о том, что наше положение, несмотря на удачную атаку, не просто не улучшилось, а скорее усугубилось, сводила меня с ума. И теперь это была моя и только моя проблема.
Утром я чуть не сбежал – я отпустил ребят, охранявших вход в катакомбы из подвала крепости, и черт знает сколько простоял напротив тяжелой двери, ведшей в древние тоннели. Не знаю, почему я медлил – мыслей не было. Потом меня окликнул Бегунок, и я вернулся к делам.
Днем приходили отцы города и спрашивали, что теперь будет. Поначалу они решили, что я никакой не капитан, и над ними шутят, но Бернардино достаточно было пару раз как следует гаркнуть, чтобы все присмирели.
«Что теперь будет?» Ну что я мог ответить им на этот вопрос? Я и сам не знал, что теперь будет. Я знал, что завтра в течение дня под стенами появятся разведчики Испанца. Я знал, что следующей ночью – в лучшем случае, к утру – подойдет и сам Испанец со своей бандой, а возможно, не только он.
Я сказал им, чтобы они постарались успокоить горожан и пообещал, что грабежей больше не будет. Это было правдой – к утру мне и оставшимся лейтенантам удалось привести солдат к порядку. За это обещание на стол передо мной лег целый мешок с золотыми монетами.
Купцы были так любезны, что приложили к мешку записку со списком имен вкладчиков и подсчетом итоговой суммы. Поэтому, когда они откланялись, я смог сразу приказать Бернардино раздать деньги солдатам и отправил с ним Родриго и Карло для надежности.
После этого приходил местный падре – спрашивал о том, может ли он забрать тело синьора Фаджиано для похорон. Я выделил ему деньги из казны Фаджиано на похороны всех погибших и попросил прочитать мессу для обоза, когда он прибудет.
Затем я отправился на крепостную конюшню – здесь я приказал разместить пленных солдат Фаджиано. Лысый дылда был здесь же. Настроение у пленников было неплохое – небольшой завтрак и немного вина могут завоевать много симпатий. Конечно, они все еще боялись, но, похоже, многие понимали, что у них просто сменился синьор. По крайней мере, я надеялся, что они это понимали.