Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— И ты их остановил?
— Боюсь, что только их.
— А… камень? Записи?
— Их больше нет. Ни камня… ни иных носителей. Мне пришлось наведаться к тому забавному человеку. Проверить. Но я его не тронул… в мире и домовиков почти-то не осталось, пусть и полукровок. Хотя союз забавный, троллэ и домовик… в былые времена подобный союз был бы не возможен. А теперь… в том доме хорошо. И в сотворенных им вещах есть своя сила… хорошая. Поэтому не убил. Хорошего мало
— Осляпкин ничего не знал, - сказала Калерия. —
— Я тоже так решил. Домовики никогда-то с темной стороной дела не имели. В отличие от людей, — Александр перевел взгляд на Матвея. — Ты знал, над чем они работали?
Он чуть склонил голову.
— Я был против.
— Но этого оказалось недостаточно?
— Не знаю. Пока… сложно сказать. Многим путь асверов кажется привлекательным. И речь не только о войне. Зачем отправлять в шахты людей, если можно создать кадавра? Неутомимого, почти неуязвимого, нечувствительного к холоду и жаре. Управляемого…
— Пьющего силу.
— Есть… энтузиасты, которые полагают, что можно использовать альтернативные источники энергии, к примеру, камни.
— Можно, но камней немного, и больше не станет, в отличие от кадавров, — Алексей вскинул руки. — Я не говорю, что не верю твоим людям. Я говорю, что это опасный путь. Он искушает легкостью, выгодой, ощущением того, что все препоны не так и сложны, но… мертвому не стать живым.
И Астра склонила голову, подтверждая.
Глава 32
Глава 32
Наверное, раньше, еще будучи бестолковым мальчишкой, который искренне верил в людей и себя, Святослав не усидел бы. Он бы всенепременно придумал выход.
И совершил бы подвиг.
Или погиб бы героически, подвиг совершая. Но эту вот страсть, стремление к героизму, из них выбивали с особым тщанием.
…мертвые не станут живыми? Пускай. Но хуже всего то, что мертвые бесполезны. И потому он давил в себе желание вскочить и вцепиться в горло одному весьма конкретному мертвецу, который смотрел этак, с насмешечкою, явно догадываясь о его, Святослава, мыслях. И ведь силен. Куда сильнее всех, с кем жизнь сводила. А эмоций не прочесть. И вообще ощущение такое, будто бы нет перед Святославом человека, но есть нечто до того чуждое, что от присутствия его по спине пот течет.
Потечет и успокоится.
…а он глядит.
— Я хочу, чтобы они, те, кто за вами, чтобы поняли: мертвый мир никому-то не будет нужен, — тихо произнес он и повернулся к ведьме. — Так ты мне поможешь?
— Я… — Ниночкин взгляд заметался. — Я не знаю… я… боюсь.
— Бояться не надо, — тихо произнесла Машка. — Он… не плохой, просто устал очень.
И девочка поднялась, протянула руку, осторожно вложила хрупкую свою ладошку в лапищу мертвеца. Закрыла глаза.
Прислушалась.
—
— И… что? — Ниночка хлопнула выцветшими ресницами. Да и вся-то она побелела, побледнела.
— Спешить надо, — столь же серьезно ответила Розочка. — За ним уже идут. А если он спрячется, придется начинать все сначала.
— Не успеет.
Они с Машкой смотрелись друг на друга, друг в друга, одинаковые, словно два отражения одного объекта, притом, что самого объекта Святослав не видел.
Он потряс головой, силясь избавиться от странного этого ощущения неправильности.
— И что… мне делать?!
Ниночка окончательно растерялась.
— Я ведь… я даже не ведьма! Я только учиться начала!
— Ведьму учить — только портить, — мертвец опустился на колени перед девочками. — Вы… расскажите ей, ладно? А то… я ведь и передумать могу.
Они кивнули.
Обе.
Одновременно.
И кажется, не только Святославу это показалось странным.
— Кровь, — сказала Машка.
Или Розочка.
— По капле.
— Смешать.
— Солнца… — Розочка коснулась ладони Калерии. — Песни… и тумана. Радости. Боли. Того, что рассыпано было…
Все-таки Машка. Уши у нее остались человеческие, но почему-то эта деталь норовила ускользнуть. И Святослав даже не сразу понял, почему. А поняв, восхитился. У него бессознательное внушение получаться стало годам этак к пятнадцати.
Талантливая.
Засранка.
Когда все закончится…
— Просто смешай, — Розочка — на сей раз и вправду Розочка — протянула Ниночке мятый листок. — А потом подумай, что хочешь, чтобы он ушел. Только сильно-сильно подумай, ладно?
Ниночка кивнула.
— А… в чем мешать?
Мертвец молча сложил руки лодочкой. Правильно, в чем еще удерживать заговоренную кровь.
— Ты тоже понадобишься, человек, — сказали ему, и от взгляда, в котором читалась плохо сдерживаемая ярость, стало не по себе. — Я… тебя ненавижу.
— За что?
— За то, что ты жив, а я нет… и их тоже. И… держаться с каждым годом все сложнее. Серафима была права, выбор всегда есть, но чаще всего поганый.
Он криво усмехнулся и велел:
— Поспешите.
— И вправду, — Калерия первой протянула руку. — Ингвар… у тебя когти острые.
Коготь осторожно коснулся золотистой кожи запястья. И кровь-то у берегини была не красною, что совсем даже не удивило. Золото — оно всегда золото, даже живое. Кровь эта скатывалась бусинами, которые, сталкиваясь друг с другом, слипались воедино.
У птицы — жемчуг, сизый, беловатый.
Упырь… темная, что деготь, и не слишком-то желает покидать жилы. Она медленно нитью сползает в протянутые руки. Сестры Красновские расстаются с кровью легко, у старшей она, что молочный туман, а у второй будто искрится. Но… это все сила играет.