Комната
Шрифт:
— Я представляю, как трудно вам было растить его одной, без книг, без помощи профессионалов и даже родственников.
Ма пожимает плечами:
— Я думаю, что детям больше всего нужно, чтобы их матери все время были рядом с ними. Я боялась только одного — чтобы Джек не заболел. И я — тоже, ведь он нуждался во мне, чтобы нормально расти. Поэтому я постаралась вспомнить, чему нас учили на уроках здоровья, и следила за тем, чтобы руки всегда были тщательно вымыты, а пища прошла необходимую тепловую обработку…
Ведущая снова кивает.
— Вы вскормили его своей грудью. И насколько я понимаю, до сих пор кормите, хотя некоторым нашим зрителям это может показаться очень странным.
Ма смеется. Ведущая смотрит на нее с удивлением.
— Во всей этой истории это, наверное, самая шокирующая деталь?
Ведущая снова смотрит в свои записи.
— Итак, вы с вашим ребенком, приговоренные к одиночному заключению…
Ма качает головой:
— Ни он, ни я ни минуты не были в одиночестве.
— Да, но в Африке есть пословица: «Ребенка растит вся деревня»…
— Если у вас есть эта деревня. А если ее нет, то вполне достаточно и двух человек.
— Двух? Вы имеете в виду себя и своего…
Ма каменеет лицом:
— Я имею в виду себя и Джека.
— А.
— Мы все делали вместе.
— Как мило… Могу я спросить — я знаю, вы научили его молиться Иисусу. Для вас очень важны вопросы веры?
— Это… часть того, чему я должна была его научить.
— И еще, я понимаю, что телевизор очень помогал вам развеять скуку?
— Мне никогда не было скучно с Джеком, — отвечает Ма. — И ему со мной тоже, я думаю.
— Замечательно. И вот вы приняли то, что некоторые специалисты называют весьма странным решением. Вы решили сообщить Джеку, что его мир, размером одиннадцать квадратных футов, и все остальное, что он видел по телевизору или о чем узнал из своей жалкой стопки книг, — это просто фантазия. Испытывали ли вы угрызения совести за то, что обманывали его?
Ма выглядит очень сердитой.
— А что, по-вашему, я должна была ему сказать? Что за пределами нашей комнаты существует полный удовольствий мир, который он никогда не увидит?
Ведущая сосет свою губу.
— Я уверена, что всем нашим телезрителям известны захватывающие подробности вашего спасения…
— Побега, — поправляет ее Ма и улыбается мне.
Я удивляюсь этому и улыбаюсь ей в ответ, но она уже не смотрит на меня.
— Да, вы правы, побега и ареста… э… так называемого захватчика. А вам не приходило в голову, что в течение нескольких лет этот человек заботился о своем сыне, удовлетворяя все основные его человеческие потребности, пусть даже в искаженном виде?
Глаза Ма сужаются.
— Это — мой сын, и больше ничей.
— Это так в реальном смысле, — соглашается ведущая, — но я хотела спросить, как, по-вашему, генетическая или биологическая связь…
— Не было никакой связи, — произносит Ма сквозь зубы.
— А когда вы смотрели на Джека, не казалось ли вам, что он напоминает своего отца?
Глаза Ма сужаются еще сильнее.
— Он напоминает мне только самого себя, и никого больше.
— М-м-м, — произносит ведущая. — А сейчас, когда вы думаете об укравшем вас человеке, вас по-прежнему сжигает ненависть? — Она ждет ответа, но Ма молчит. — И когда вы увидите его на суде, не думаете ли вы, что когда-нибудь сможете его простить?
Рот Ма кривится.
— Сейчас это не главное. Я стараюсь как можно меньше думать о нем.
— Неужели вы не понимаете, что стали для многих людей своего рода символом?
— Чем-чем?
— Символом надежды, — отвечает ведущая. — Как только мы объявили, что хотим взять у вас интервью, зрители стали звонить нам, посылать сообщения по электронной почте и эсэмэски, в которых называют вас ангелом, талисманом доброты…
Ма корчит гримасу:
— Все, что я сделала, — это сумела выжить, и еще я приложила много усилий, чтобы Джек вырос нормальным мальчиком. И мне это удалось.