Конец эпохи Эдо
Шрифт:
Признаться честно, она и правда показалась мне необычайно привлекательной, пусть и очень холодной, бледная кожа, грустные серые глаза, но именно в этом и было что-то сильное, притягательное. Только вот все это попросту смешно, у нас не может быть никаких взаимоотношений, она девушка порядочная и веселье на одну ночь явно не для нее, а рассчитывать на нечто серьезное простому монаху имеющему свой небольшой угол, тесноватый для двоих, ни в какие рамки не лезет.
– А можно без питья? …– Спросил я, надеясь на положительный ответ.
– Ну как же так без питья, неужели не уважишь работяг, у нас тут развлечений не много, да и честно получится, услуга за услугу, знаешь ли.
Не успел Таро договорить как полная, прихрамывающая, с легкой проседью на макушке женщина принесла две бутылки, даже не успев моргнуть резвый кузнец, разлил желтоватую жидкость по белым потертым чашкам со сколами у самих кромок.
– Значит смотри, это сакэ, и коли ты не пил никогда, то начинай постепенно, не кидайся как на воду в жару, а то с непривычки разроняешь все или вообще обратно пойдет – деловито поучал меня Таро.
Как то нехотя я взял чашу и медленно поднеся ее к лицу ощутил терпкий запах грибов и немного колючий запах остроты.
– Ну, за встречу …– Уже машинально, без энтузиазма выпалил Таро и уже собрался выпить.
Я снова поднес чашу к лицу, прислонил ее к губам и сделал небольшой глоток, стоило больших трудов проглотить даже такую маленькую часть содержимого. Мое лицо неестественно перекосило от неожиданности и неприятия. Рот сковал вкус горечи, и действительно, в какой-то момент мне показалось, что содержимое вырвется обратно, но переборов позывы я справился.
– Смотрите как скорчило…– Заливаясь от смеха произнес Таро тыча в меня пальцем.
– Ничего, ничего, быстро привыкнешь.
Больше всего мне сейчас не хотелось пить это снова, однако мой новый приятель, улыбаясь, безмолвно подлил мне еще.
Второй подход дался куда проще и даже не вызвал отторжения, хотя вкус мне все равно не нравится. Не успевал я делать глоток, сакэ молниеносно, снова и снова и снова наливалось в чашу, кажется, я даже забыл, как выглядит дно этого сосуда и есть ли оно вообще. После трех осушенных чаш, суета, царящая в этом заведении показывала новые грани, слова вокруг стали отчетливей, это все уже не воспринималось как каша, больше напоминая театральную постановку в которой актерам очень требовательно и строго приказали кривляться, во что бы то ни стало. Люди как четырёхлапые пауки ползали по полу, по стенам, казалось даже по потолку. Двое изрядно пьяных молодых ребят уперлись друг в друга головами, вскоре потеряв равновесие упали плашмя друг напротив друга. Совершенно невменяемых и особенно крикливых людей очень грубо выталкивали наружу, ногами, руками, метлой, да и вообще всем чем придется. Худой человек в одном сандале, как раненый солдат цепляющийся за свои последние мгновения, тративший все силы, медленно но уверенно полз в сторону выхода, пока наконец его просто не выволокли за ногу, правда уже босого, в ходе этих манипуляций был утерян и второй сандаль.
Посетители справа от нас, некогда вяло говорившие на языке звуков, то срываясь на смех, то забрасывая до самого потолка громкие заклинания, безмолвно уткнулись лицом в деревянный, липкий от пролитого стол, в такой же в котором и сейчас утопает мой локоть. Песни, доносившиеся до меня со всех концов зала, под стать всему, не отличались мелодичностью, было в них что-то колючее, дерганое, кусающее слух, но этот рваный животный ритм завораживал и невольно заставлял подрыгивать ногами. Постепенно, крики, звон разбившихся бутылок, ругань, смех слились в один жужжащий звук, беспощадно терроризирующий мою голову. Глаза мои меня предательски обманывали, я попросту не мог это видеть, лица раздувались до шарообразной формы, затем утягивались принимая вид бамбукового прута, или и вовсе становились рябью от брошенного в воду камня. Голова весит десять «кан»*, держать ее и все оставшееся тело в вертикальном положении очень сложно, всего меня буквально тянут к земле, злые невидимые руки.
– Ну что, давай еще по одной, хуже то тебе уже не будет … – с сильной гудящей вибрацией донеслось до меня.
– Давай, давай, вот как тебя разморило, а мы еще даже не начали.
Таро молча наполнил мою чашу и снова продолжил разбрасывать басистый шум в направлении своих собеседников.
Может и правда хуже уже и не будет. По крайней мере, это стало легко пить, будто солоноватая вода. От повсеместного запаха дыма нужно скрыться, мне
нужно подышать, да точно, на воздухе я приду в себя. Пытаясь встать я сделал резкое движение, тут же упав на бок, мои ноги вросшие в лавку больше не слушаются, под аккомпанемент раскатистого смеха и улюлюканья Таро, все таки удалось подняться и худо бедно шагать.
– Смотри, такими темпами все полы дочиста протрешь, хмельной монах, эх растет мальчик, теперь совсем как живой, то-то же, не все тебе сутры свои читать…– Доносилось мне в след.
– Я и не читаю никакие сууутры, это бунддисты читают, а я неет, я «норито»* почитываю…– Уже окончательно разругавшись и со своей речью, выдавил я.
Пройти до выхода, нет, донести себя до выхода, как тяжело бороться с этими незримыми силами, кто меня все время толкает в стороны? Вот смотрю в точку под собой, почему не могу на нее ногу поставить? Я дойду, чуть – чуть осталось! Нелепо ковыляя, путаясь в собственных онемевших конечностях, едва перепрыгнув лежащего у самого выхода бедолагу, пускающего слюну, у меня получилось выбраться на поверхность и сделать вдох, полный сырой осенней прохлады.
Луны совершенно не было видно, значит мрачная туча все таки приползла и заполонила все небо, из света только красные блики фонарей негодяев, что носятся как сумасшедшие. Ветер поднялся нешуточный, и правда осень пришла, скоро с моря к нам будет тянуть одни лишь тучи, Миэ есть Миэ – «земля дождей и молитв». Устав стоять, обняв столбик карниза, я уселся на ступеньку маленькой лесенки, ведущей ко входу на кухню кажется, или нет, куда-то ведущей наверно.
Упав в колодец глупых раздумий, мое головокружение постепенно отступало, стоило только забыть о нем, но вот ноги, все еще чувствовались как соломенный сноп. Во дворе напротив зеленой бабочки, проходила череда потасовок, люди, что еще час назад целовались и обнимались, теперь неуклюже разбивают друг – другу лица. Звуки, не пойми как попавших в цель ударов разбавил стук крупных капель дождя, бьющихся о козырек надо мной, никого это не смутило, никто не заметил, что начался дождь, в таком состоянии их не смутило бы и землетрясение. Дождь становился все сильней и сильней, пока наконец не обрушился шипящей стеной на все вокруг, слегка пыльная земля в считанные мгновения становилась черной, густой и липкой. От того более потешно было наблюдать за этими грязевыми борцами.
Вдруг издалека в мою сторону начала доносится вибрация, и громкое земельное чавканье, к Зеленой бабочке подъехало шесть, нет, позади еще один, выходит, семь всадников. Грозного вида фигуры, облаченные в черное, все кроме одного человека, в накинутом дорогом желтом «хаори», совсем не по погоде, остановились у входа в постоялый двор. Мужчина в хаори, обладал необычными искривленными чертами лица, и серой как пепел кожей. Маленькие рыбьи глаза, торчащие из под тоненьких бровей, и словно женских, пышных ресниц, источали усталость и недовольство. Проливной дождь, так и не разогнавший людей, теперь уже напоминающих ожившие глиняные фигуры, не отступал, однако явно не он стал причиной резкого отрезвления этих копошащихся «Догу»*, увидев всадников, пьяные постепенно растворялись, вымывались со двора, оставив после себя только висящую, тяжелую тишину. Не замечая меня, фигуры в черном, с висящими на поясе катанами, выцепили полусонного усатого конюшего и доверили ему своих грозных, сопящих коней. Все слезли и спешились, кроме одного, последний наездник, издавал жалобные звуки, до тех пор, пока его слишком увесистое тело не сняли с лошади сразу двое напуганных, трясущихся слуг. Даже в красноватом полумраке я узнал это лицо, то был оценщик из кузницы, которому сегодня неплохо досталось. Лицо его было все таким же вздувшимся и красным, скорее всего не только от фонарных бликов, но и от не прошедшей горькой обиды. Человек в желтом хаори встал во главе, раскрыл золотистый зонт и ждал остальных. Затем всей процессией они медленно, почти синхронно зашли в заведение. Не прошло и минуты, как повисла уже кладбищенская тишина.
Шум дождя все-таки разбавил неприятный пищащий визг, за ним последовали громкие тяжелые шаги, на улицу вышли все те же, но трое вооруженных людей вели Таро. Пузырящийся чиновник буквально прыгал от радости, повизгивал, хлопал в ладоши, до тех пор, пока мужчина в желтом не обернулся не него, смотря с явным презрением. Колонна шла дальше, в сторону торговой дороги, оставив лошадей на местах. Таро не сопротивлялся, шел сам, поникнув головой. Куда они его ведут, что происходит? Голова протестовала, но ноги сами потащили меня к ним. Подойдя на расстояние вытянутой руки, колонна остановилась.