Конец Великолепного века, или Загадки последних невольниц Востока
Шрифт:
— Спросите у него, — сказал мне янычар, — есть ли у него чем заплатить за проезд.
— Капитан — мой друг, — ответил армянин.
Янычар покачал головой, но ничего не сказал. Юноша легко поднялся, взял свой небольшой сверток и пошел за нами. Мой багаж уже был перенесен на тяжело груженную джерму. Яванская рабыня, обрадованная переездом в новые края, равнодушно покидала Египет; она радостно захлопала в темные ладоши, увидев, что мы собираемся отчаливать, и пошла посмотреть, как грузят клетки с курами и голубями. Боязнь остаться без пищи сильно действует на эти наивные души. Из-за эпидемии в Дамьетте мы не смогли запастись разнообразной пищей. Зато риса было вдоволь, так что во время путешествия мы были обречены на неизменный плов.
БОМБАРДА
Мы спустились вниз по Нилу еще на одно лье; пологие песчаные берега тянулись, насколько хватало глаз; богаз, который обычно мешает судам доходить до Дамьетты, в это время был почти неощутим. Два форта защищают вход в Нил; их часто пытались пройти в средние века, но почти всегда это заканчивалось гибелью судов.
Благодаря появлению пароходов морские путешествия сейчас настолько безопасны, что, вступая на палубу парусника, невольно испытываешь некоторую тревогу. Вновь попадаешь во власть рока, который дает рыбам возможность взять реванш за человеческую прожорливость, а людям — перспективу десятилетних странствий вдоль негостеприимных берегов, подобно героям «Одиссеи» и «Энеиды». И если голубые воды сирийского залива когда-либо бороздила столь допотопная посудина, пробуждающая такие фантастические мысли, то это, безусловно, была бомбарда «Санта Барбара». Как только я увидел ее мрачный корпус, напоминающий угольную баржу, с одним-единственным треугольным парусом на единственной мачте, я понял, что сделал неправильный выбор, и у меня даже возникло желание отказаться от этого транспортного средства. Но как это осуществить? Вернуться в город, где свирепствовала чума, и ждать прибытия европейского брига (пароходы не обслуживают эту линию) было не менее рискованным. Я посмотрел на своих попутчиков: они не выражали ни неудовольствия, ни удивления; янычар, казалось, был убежден в том, что он все устроил наилучшим образом; ни малейшей насмешки не было видно на бронзовых лицах гребцов джермы; должно быть, для жителей этой страны судно не выглядело ни смешным, пи опасным для плавания. Во всяком случае, этот бесформенный галеас, эта огромная галоша, по самый борт погруженная в воду под тяжестью мешков с рисом, не обещала быстрого путешествия. Стоит только подуть встречному ветру, и мы рискуем познакомиться с негостеприимной родиной лестригонов и с порфировыми скалами древних феаков. О Одиссей! О Телемах! О Эней! Неужели и мне суждено повторить ваш злополучный путь?
Парусные лодки на Ниле
Тем временем джерма подошла к кораблю, нам сбросили веревочную лестницу с деревянными перекладинами, и вот нас уже подняли на борт и приобщили к радостям корабельной жизни.
— Калимера (Добрый день), — приветствовал нас капитан. Он был одет так же, как и его матросы, и отличался от них только этим греческим приветствием; он спешил погрузить товар, что было для него важнее, чем посадка пассажиров. На корме возвышалась гора мешков с рисом; лишь небольшое пространство на полуюте оставалось свободным для капитана и рулевого; ходить можно было, только наступая на эти мешки; среднюю часть корабля занимала шлюпка; вдоль бортов располагались клетки с курами; единственное свободное место оставалось перед камбузом, который был доверен заботам довольно шустрого юнги.
Как только юнга увидел рабыню, он воскликнул: «Кокона! Кали, кали!» («Женщина! Красивая, красивая!»)
Эти восклицания были не похожи на обычную сдержанность арабов, не позволявшую им выражать свое восхищение женщиной или ребенком. Янычар поднялся с нами на борт и следил за погрузкой товаров, принадлежавших консулу.
— Послушайте, — обратился я к нему, — где же нас устроят? Вы мне сказали, что нам предоставят капитанскую каюту.
— Не беспокойтесь, — ответил он, — сложат эти мешки, а потом вас устроят наилучшим образом.
После чего он попрощался с нами и спустился в джерму, которая тут же ушла.
И вот мы уже находимся бог знает сколько времени на одном из тех сирийских суденышек, которых самая незначительная буря может выбросить на берег, как скорлупку. Чтобы поднять парус, пришлось три часа ждать западного ветра. От нечего делать занялись завтраком. Капитан Николас отдал распоряжение, и на единственную плиту в камбузе поставили готовить плов для него, очередь всех остальных должна была наступить позднее.
Тем временем я пытался отыскать обещанную нам знаменитую капитанскую каюту и попросил армянина поговорить об этом со «своим другом», который, однако, до сего времени, казалось, его не узнавал.
Капитан встал и с надменным видом повел нас к помещению под верхней палубой, куда можно было войти, лишь согнувшись; стены его были буквально усеяны красными насекомыми длиной с палец — «корабельными жуками», вероятно, их привлек сюда сахар, который раньше перевозили на корабле. Я в ужасе отступил, изобразив на своем лице гнев.
— Это моя каюта, — сказал капитан, — по я не советую вам здесь находиться, по крайней мере пока нет дождя; я покажу вам более прохладное и более подходящее место.
И он провел меня к большой шлюпке, которая висела на канатах между мачтой и бушпритом, и дал мне заглянуть внутрь.
— Здесь, — сказал он, — вам будет удобно спать; вам дадут хлопковые матрасы, которые вы расстелите на дне, я велю натянуть навес из холстины, и вы удобно устроитесь.
Было бы глупо не согласиться с этим. Без сомнения, при африканской жаре это было самое прохладное место на корабле, к тому же наиболее изолированное.
ANDARE SUL MARE [60]
И вот мы отчаливаем. Я вижу, как постепенно уменьшается, опускается и наконец исчезает в синеве моря узкая полоска песка, которая столь грустно обрамляет великолепие древнего Египта. Только пыльные всполохи пустыни еще долго висят над горизонтом. Некоторое время нильские птицы сопровождают корабль, но и они одна за другой покидают нас, кажется, они улетают к солнцу, которое опускается где-то за Александрией. Между тем над небосводом медленно поднимается яркая звезда, ее огненный отблеск отражается в воде. Это Астарта, вечерняя звезда, древняя богиня Сирии; она всегда горит своим неповторимым светом над этими священными водами, и они всегда узнают ее.
60
Плыть по морю (ит.).
Будь благосклонна к нам, о богиня! Ты не светишь, как луна, мертвенным блеском; ты сверкаешь из твоего далека, как солнце ночи.
Когда проходят первые впечатления, замечаешь, что «Санта Барбара» не лишена экзотики. Уже на следующий день мы прекрасно приспособились, и часы потекли для нас, так же как и для команды, в полном безразличии к грядущему. Я думаю, что корабль вели так же, как корабли древних: днем — по солнцу, а ночью — по звездам. Капитан показал мне компас, но он был явно испорчен. Лицо этого славного человека казалось добрым и решительным одновременно, кроме того, оно носило отпечаток какой-то особой наивности; благодаря этому я доверял скорее капитану, чем кораблю. Как-то капитан признался мне, что в молодости промышлял пиратством, правда, только во времена войны Греции за независимость. Он рассказал это за обедом, который пригласил меня разделить с ним. Обед состоял из плова, поданного в виде огромной пирамиды, куда каждый по очереди погружал деревянную ложку. Я усмотрел в этом некоторый прогресс в сравнении с манерами арабов: те за едой прибегают исключительно к помощи пальцев.
Путешествие на корабле
Глиняная бутыль кипрского вина, того самого, которое называют коммендарийским, скрасила наш десерт. Капитан, ставший более разговорчивым, захотел, как всегда при посредничестве юноши-армянина, посвятить меня в свои дела. Спросив, могу ли я читать по-латыни, он достал из футляра большой лист пергамента с перечнем достоинств его бомбарды. Он хотел знать дословный перевод этого документа.