Конечно, это не любовь

Коновалова Екатерина Сергеевна

Лестрейд шипел и уверял Шерлока, что все уладит, но не уладил — разве что научил Андерсона молчать хотя бы в двух случаях из пяти. Нельзя сказать, что Шерлока это расстраивало — он привык пропускать мимо ушей подобные замечания, тем более, когда был занят поиском ответа на очередную загадку.

Постепенно он полностью наладил свою жизнь и был ей совершенно доволен — его сайт приводил к нему клиентов, готовых платить за поиск истины, а Лестрейд действительно подкидывал интересные дела.

Гермиона тоже иногда приносила ему забавные ребусы — она возглавила

волшебный аналог Скотланд-Ярда и, кажется, наконец-то признала, что люди — идиоты. После того, как она избавилась от Малфоя, с ней снова стало можно общаться без риска разработать размягчение мозга, и Шерлок, как раньше, проводил у нее достаточно много времени. Пожалуй, он не знал лучшего места для того, чтобы отдохнуть от работы, чем кресло в ее гостиной. Гермиона если и не всегда была рада его видеть, никогда об этом не говорила, а однажды даже предложила ему взять ключи и перестать ломать окно, но Шерлок отказался — ключи от ее квартиры у него и так давно были, однако путь через окно казался значительно более удобным.

Совершенно неожиданно подкралось его (а на следующий день и Гермионы) тридцатилетие — получив от брата поздравительное СМС, Шерлок даже не сразу понял ее смысла.

— Сложно поверить, да? — спросила его Гермиона вместо поздравления.

— Непросто, — согласился Шерлок, откладывая в сторону подарок, и уже хотел было сменить тему, но передумал и сказал: — мама приглашала тебя завтра к ним. Предлагает отметить наши дни рождения вместе.

На самом деле, Шерлок категорически отказался от этой идеи, когда мама озвучила ее по телефону, но теперь передумал. Дело было не в сантиментах или желании вспомнить детство, разумеется. Это было требование здравого смысла — Гермионе не стоило проводить в одиночестве или в компании пустоголовых друзей день, когда она могла вспомнить о своих родителях и о решении не возвращать имя память.

— И ты согласился? — недоверчиво уточнила Гермиона.

— Ты знаешь маму, — пожал плечами Шерлок. — У меня не было выбора.

Разумеется, Гермиона кинулась ему на шею, и Шерлок отцепил ее от себя отработанным жестом.

— Это лучшая новость за последние две недели, — сказала она, ничуть не обидевшись. — Я думала, дело Лестрейнджа меня доконает.

— Что за дело? — тут же оживился Шерлок, но потом успокоился — по лицу Гермионы было ясно, что оно было простым и прозрачным, к тому же — насквозь волшебным. Так что ее рассказ он благополучно пропустил мимо ушей, выключив звук.

Следующий день стал серьезным испытанием для его психики и нервной системы. Родители потрудились сделать все, чтобы он пожелал сбежать с праздника как можно раньше, подготовив и торт, и хлопушки, и отвратительную музыку. Но Гермиона выглядела совершенно счастливой и, судя по всему, не собиралась снова впадать в уныние, поэтому Шерлок решил, что его жертва была не напрасной.

Черная полоса в жизни Шерлока началась совершенно неожиданно и безо всяких предупреждений. Для начала, ему отказали от квартиры без объяснения причин, и он был вынужден срочно перевозить лабораторию

и множество своих вещей в другую, значительно менее удобную.

Затем он был вынужден платить штраф за вытащенную в неположенном месте сигарету — ручные собачки его дражайшего братца все-таки протолкнули закон о запрете на курение.

И, наконец, в довершении всего, в Лондоне происходило что-то очень интересное, а Лестрейд заваливал его какой-то ерундой.

В один из дней, чувствуя, что его раздражению нет предела, Шерлок вышел прогуляться. Ему нужно было подышать воздухом, попытаться убедить свой мозг, что поступающего через приклеенный к предплечью никотинового пластыря достаточно для замены сигареты и просто развеяться. Он пошел бы к Гермионе, но она уже третью неделю торчала на каком-то конгрессе в Париже, а сидеть без нее в пустой квартире не хотелось.

Не слишком задумываясь о маршруте, он вышел к набережной Темзы, бросил взгляд на Глаз на другом берегу и взобрался на высокий парапет.

— Тебе снова скучно, братец? — раздался в голове привычный и надоевший до оскомины голос Майкрофта. Если бы Шерлок знал, как его отключить, он бы это сделал с удовольствием. У иллюзорного брата в последнее время появилась нехорошая привычка вылезать без нужды — это произошло примерно тогда, когда Шерлок видел в последний раз реального Майкрофта.

Брат пришел к нему в дом перед Рождеством, как обычно, в костюме и с зонтом-тростью.

— Весьма милое жилище, — сказал он, оглядев комнату, служившую гостиной, кабинетом, а иногда и спальней. — Или следует сказать «берлога»?

Шерлок тогда сходил с ума от скуки и пытался придумать, куда повесить мишень, чтобы немного отвлечься.

— Неужели зашел поздравить меня с Рождеством? — спросил он у Майкрофта. — Не думал, что бокал пунша так может на тебя повлиять. Или пирог с капустой привел тебя в слишком хорошее расположение духа?

Майкрофт изобразил некое подобие улыбки и освободил себе кресло.

— Жаль видеть, что ты губишь свои таланты, Шерлок, — произнес он после паузы. — Это место, возможно, и наделено определенной атмосферой, все-таки не подходит тебе.

Шерлок насторожился и сел на диване.

— Что тебе нужно? — спросил он. — Неужели есть дело, с которым ты не можешь справится?

Майкрофт поморщился, из чего можно было сделать вывод, что Шерлок угадал.

— Возможно, ты согласишься взглянуть на некие материалы, братец.

Шерлоку было скучно. Ему было невероятно скучно, но он резко ответил:

— Постарайся справиться с ними сам.

Он не желал помогать Майкрофту.

— Шерлок, — сказал тот непривычно мягко, — то, что я сказал тебе…

— Не имеет значения. Но у меня много дел, дорогой брат, — ответил Шерлок так едко, как мог. — Или тебя по-прежнему оскорбляет сам факт нашего родства?

— Шерлок, — Майкрофт вздохнул, — ты воспринимаешь все слишком болезненно. Мои слова о нашем родстве были произнесены в состоянии аффекта и услышаны в состоянии интоксикации. Одиннадцать лет назад.