Конечно, это не любовь
Шрифт:
— Не думаю, что им понадобится больше десяти минут.
Полицейские прибыли через двенадцать. Рич и Бакер все еще лежали, оба, как сказал Шерлок, без сознания. Раздался вой сирены, и Шерлок поступил неожиданно — он приобнял Гермиону за плечи, прижал к себе и шепнул ей на ухо:
— Сделай вид, что тебе страшно!
Гермиона подчинилась, пошире раскрыв глаза и приоткрыв рот. Машина остановилась, из нее вышли двое полицейских. Им потребовалось несколько секунд, чтобы оценить обстановку, один бросился к лежащим на земле мужчинам, другой — к Шерлоку и Гермионе.
— Констебль Картер, — представился он и показал
Гермиона уже поняла, что говорить правду нельзя — полиция не одобрит тот факт, что двое подростков выслеживали серийного убийцу. Она уже придумала пару рабочих версий, но тут заговорил Шерлок. Голос его дрожал и звучал на тон выше обычного:
— С-сэр, — пролепетал он, — мы гуляли сегодня по Лондону с Гермионой, и мы увидели, как… — его голос сорвался, словно он от волнения потерял над ним контроль. — Я не знал, что делать, но я не мог позволить этому парню убить его… Я ударил его по шее, я немного занимаюсь борьбой.
Констебль нахмурился и спросил:
— Вы свистели?
Шерлок всхлипнул и кивнул, покрепче прижав к себе Гермиону. Она подала голос и тихо, тоже со слезами сказала:
— Я подумала, что надо как-то привлечь внимание. Они оба упали… И лежали…
Шерлок заботливо сжал ее руку.
— Возможно, понадобится задать вам несколько вопросов, ребята, но сейчас вам обоим нужно домой. Назовите ваши имена и, знаете что, возьмите такси.
— Я Шерлок Холмс, а это Гермиона Грейнджер, — сказал Шерлок, — мы живем в Кроули, Черри-лейн, дома пять и восемь.
Констебль сделал пометку в записной книжке и сказал:
— Теперь идите-ка отсюда. Вам надолго впечатлений хватило, я думаю.
— Да, сэр, — все тем же трясущимся голосом произнес Шерлок и, не выпуская Гермиону из объятия, поспешно, словно больше всего на свете хотел оказаться дома, направился обратно к центру. Только в автобусе он снял руку с ее плеча, как-то недовольно отряхнул рубашку, зевнул и сказал:
— Они будут полными кретинами, если теперь не посадят его.
Гермиона все еще не чувствовала в себе способности вести долгие разговоры, она просто, невзирая на недовольство Шерлока, прижалась к его плечу и уснула.
Дома, конечно, были скандалы — они вернулись в одиннадцатом часу, точно не сказали, где будут находиться. Но главное, на следующее утро в газетах появилась новость о том, что по подозрению в массовых убийствах задержан Крис Бакер.
Шерлок светился, и Гермиона тоже испытывала торжество — пусть немного, но она помогла другу сделать этот мир лучше.
И вот, спустя две недели после того триумфа, она сидит в старом, грязном доме и моет, чистит и скоблит дни напролет, в то время как Шерлок пишет о новых преступлениях — и новых версиях.
И даже мысль о том, что она живет вместе с волшебниками, членами Ордена Феникса, и может каждый день общаться с замечательным профессором Люпином, смешливой Тонкс, а также с Роном и Джинни, не утешала ее. Рон в основном озвучивал ее мысли и говорил, как надоело ему работать эльфом, и в пику ему Гермиона делала вид, что увлечена работой. Джинни в основном говорила о Гарри, да еще иногда о квиддиче.
Вынужденная писать Шерлоку о якобы замечательных каникулах и новых заклятиях, которые они изучают, она почти не получала удовольствия от переписки с ним. Писать об Ордене Гарри Дамблдор запретил категорически,
Днем ей было не до писем, миссис Уизли не оставляла им с Роном и Джинни ни одной свободной минуты, но вечером она усаживалась в кровать с пергаментом и чернильницей-непроливайкой и долго-долго писала. Первое время друзья относились к этому спокойно — в конце концов, она же Гермиона, она всегда чем-то занята. Но в один из вечеров Джинни не выдержала и спросила:
— Что ты пишешь?
Гермиона подняла взгляд от текста и честно ответила:
— Письмо.
У Джинни блеснули глаза, и Гермиона вздохнула — не отстанет. Джинни обладала удивительной настойчивостью и способностью добиваться своего любыми способами. Она отложила в сторону свою книгу, перебралась на кровать к Гермионе и спросила:
— Кому?
У Гермионы было всего два варианта — долго скрывать адресата, пока Джини не выкрадет письмо и не узнает его, или сказать сразу, поэтому она сказала:
— Виктору, — и пояснила на всякий случай, — Краму.
На мгновение Джинни замолчала, потом ее глаза снова заблестели, и она спросила напористо:
— Вот как тебе только это удается?
— Что именно?
— Это. Крам. Мой дебил-братец. Гарри. Почему ты им нравишься?
Гермиона опешила, а потом, едва ли не впервые со дня приезда на площадь Гриммо, искренне рассмеялась:
— Джинни, ты съела что-то из конфет близнецов? Что на тебя нашло?
Джинни не поддержала шутку и продолжила:
— Я серьезно. Да, ты очень симпатичная, а когда причешешься, просто красавица, но ты все время в книгах, мальчики тебе не интересны. Но они все время вокруг тебя вьются.
— Джинни, — сказала Гермиона тоже серьезно, — я могу тебя заверить, что Гарри и Рон, — на этом имени она чуть запнулась, но твердо продолжила, — мне только друзья. Что до Виктора… То я не знаю, чем ему понравилась. Но, возможно, тем, что совсем им не интересовалась?
Джинни задумалась о чем-то своем и больше разговоров на личные темы не заводила. Гермиона продолжала ждать конца летних каникул и много-много писать. Однажды она поделилась с Виктором своими опасениями по поводу Того-кого-нельзя-называть. Забавно, но он сказал почти то же, что Шерлок: «Ты девушка и только подросток. Война тебе не место. Если начнется война, уезжай. В Болгарии тебе есть место. Не надо рисковать собой».
Разумеется, она написала, что и не думает воевать, но в глубине души понимала, что, сколько бы обещаний она сейчас ни давала, когда придет время, она не бросит свою страну и своих друзей. И, увы, она подозревала, что это время придет очень скоро.