Конечно, это не любовь

Коновалова Екатерина Сергеевна

Он вынул ее из чехла, осторожно проверил струны, настроил — на слух, у него никогда не возникало проблем с настройкой, хотя он не помнил, чтобы кто-то учил его этому. Первые ноты дались тяжело — он хотел играть, но не знал — что. Его прекрасный «Восточный ветер» не подходил, в нем была надежда, а надежду Шерлок не ощущал. Может, классику? Но он не знал ни одного классического произведения, которое подошло бы ему сейчас. «Играй о себе, Шерлок!», — пошептал из глубин Чертогов чей-то голос. Возможно, мамин — кто еще мог бы говорить с ним так заботливо? И он играл — понятия не имея, хорошо играет или плохо.

Прервали

его игру лишь глубокой ночью — раздался тихий стук в окно. Кто-то бросил в стекло камень.

Дружбы не существует. Глава 16.1

Убежал.

Гермиона остановилась посреди площади Гриммо и уже тихо повторила:

— Шерлок.

Догнать его было невозможно, только не ей с ее неуклюжестью и нелюбовью ко всяческому спорту. Он убежал, и скорее всего, уже не вернется. Гермиона медленно подняла руку и зажала себе рот, чтобы подавить рвущиеся рыдания. И вспомнила, что так и не вернула Шерлоку перчатку. Она судорожно втянула носом воздух, сморгнула несколько раз и громко всхлипнула — и тут же прикусила губу, больно.

Он больше не вернется. Гордый, самолюбивый Шерлок никогда не простит ей то, чего она на самом деле не хотела ему говорить. Смесь отчаяния и стыда за собственные слова навалилась на нее с такой силой, что слезы высохли.

Нужно было вернуться в дом. Она быстро несколько раз сглотнула, пытаясь отделаться от отвратительной сухости во рту, развернулась и вошла в дом. Прокралась мимо спящего за шторами портрета. Обогнула троллью ногу. Ей надо было добраться до убежища, тихого места, где ее никто не потревожит — это было все, о чем она могла думать. Там, где-нибудь, где точно никого не будет, позже, она расслабится и будет плакать, а потом, когда успокоится, она найдет силы снова подумать о своем поступке. Совесть не позволит забыть о нем.

С раннего детства лучшим убежищем от проблем или страхов для Гермионы была библиотека. В тишине книжных полок она успокаивалась, из пыльных страниц черпала силы. Все так же тихо, надеясь никого не встретить, она прокралась на второй этаж. Внизу из столовой раздавались громкие голоса, миссис Уизли за что-то отчитывала близнецов. Из-за дверей одной из комнат доносились приказы Рона: «Конь, на «же-шесть», и робкие советы Гарри: «Ребята, может, походим пешкой?».

Гермиона прошла мимо и все-таки достигла спасительной гавани. Она закрыла за собой тяжелую дверь библиотеки, прислонилась к ней спиной и тут же отпрыгнула от нее. В библиотеке она была не одна.

Сириус Блэк сидел за столом возле окна, вместо книг перед ним стояла открытая бутылка огневиски. Стакана рядом не было. Заметив Гермиону, он кивнул ей, приподнял бутылку, словно салютуя, и сделал глоток из горлышка.

— Прости, я… — пролепетала Гермиона и хотела было уйти — она чувствовала себя так, словно застала крестного Гарри за чем-то неприличным, — но Сириус сказал:

— Выглядишь неважно. Проходи, здесь много места.

Гермиона посмотрела на дверь, на стройные стеллажи с книгами и потянулась к дверной ручке, но услышала булькающий звук еще одного глотка и решительно села в другое кресло, не слишком близко от Блэка, но и не на другой конец комнаты. Сама она сможет продержаться еще чуть-чуть и пореветь позже в своей комнате, а

потом написать Шерлоку письмо и все объяснить. А Сириусу нужна была помощь — то, что он вот так напивался в одиночестве, было неправильным.

Она приоткрыла было рот, а Сириус спросил:

— Не жарко?

Гермиона вскочила и быстро сняла пальто и единственную перчатку. Пальто положила на пустой стол, а перчатку крепко сжала, словно это была рука ее друга. Если бы она успела его удержать…

— Что случилось, Гермиона? — спросил Сириус мягко. В его голосе совершенно не слышалось пьяного дрожания, но почему-то Гермиона была уверена, что он выпил немало.

— Все хорошо, — ответила она и опустила взгляд, внимательно рассматривая оставшуюся перчатку.

— Ты не выглядишь как человек, у которого все хорошо. Поверь, я точно знаю, каково это — делать вид, что все хорошо, в то время как все невероятно хреново, — заметил Сириус и, судя по звуку, опять приложился к бутылке.

— Ты не рад Рождеству? — спросила Гермиона, чтобы хоть что-то ответить.

— Еб… Зачем мне оно нужно, ваше Рождество? — ответил он и сделал новый глоток. — А впрочем, рад. Ваше общество — неплохое разнообразие после эльфа и сумасшедшего портрета. А у тебя все-таки не все хорошо. Иначе ты сейчас стояла бы над душой Рона и Гарри и заставляла их учиться, а не сидела бы здесь.

— Я поссорилась с другом, — честно ответила Гермиона. — Сказала ужасную вещь.

— Которому из них? Рон пообижается день-другой, а Гарри, — голос Сириуса стал мягче на этом имени, — Гарри не способен сердиться ни на кого дольше часа. В любом случае, извинись, если виновата, и все.

Гермиона почувствовала, как что-то сжалось в груди, и тихо сказала:

— Это не Гарри и не Рон. Ты не знаешь его. Он… не волшебник.

— Он хороший друг?

Гермиона улыбнулась, чувствуя, что все-таки плачет. Слезы просто текли по щекам, в горле и глазах щипало. Был ли Шерлок хорошим другом? Он всегда был просто чудовищем! С его обидами, придирками, вздорными фантазиями и то и дело возникающими идеями. Он с детства был сущим кошмаром. Но…

— Да, очень хороший.

— Тогда остальное не важно. Хоть магл, хоть мантикора, — произнес Сириус.

— Он даже больше, чем друг. Я знаю его с детства, и он… когда я узнала, что буду учиться в Хогвартсе, я была счастлива, но едва не отказалась, когда выяснилось, что он не поедет со мной.

— Джеймс, — вдруг сказал глухим, почти чужим голосом Сириус: — был для меня всем. И я для него — тоже. Никогда не прощу себя, что не уберег их. И знаешь, останься он жив, он вытащил бы меня откуда угодно. Даже из Азкабана. И ему было бы все равно, сколько свидетелей видели, что я убиваю людей. Он остался бы моим другом.

Гермиона впервые за время разговора подняла глаза и увидела, что бутылка почти опустела, а Сириус сидит в кресле, запрокинув голову на спинку, и смотрит куда-то в потолок.

— Помирись со своим другом, Гермиона, — добавил он.

— Он не простит. Просто не будет читать письма, и все. Он страшно упрямый. А поговорить с ним я не могу.

— Он в Англии? — спросил Сириус и поднял голову. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на оживление.

— Да, — ответила Гермиона, не совсем понимая, к чему этот вопрос, — в Кроули.