Коралловый город или приключения Смешинки
Шрифт:
– Прекратите! Прекратите сейчас же!
– кричала она, но ее никто не слышал: топот, шум оглушали всех.
Тогда царевич перегнулся через перила балкона, сказал что-то Лупибею, и тот замахал белым жезлом. Спруты ворча вернулись на свои места.
Расстроенная Смешинка убежала с балкона. За ней поспеншил царевич:
– Подожди, девочка! Послушай, случилось недоразунмение!
Но она бросилась в свою комнату. Рыдая, упала на кровать и повторяла:
– Ох, я несчастная! Из-за меня им попало, из-за меня! Обессилев, Смешинка заснула.
– Выспалась?
– приветливо улыбнулся он.- А почему такая заплаканная?
Смешинка вспомнила все и снова огорчилась. Опустив голову, она сплела пальцы рук на коленях.
– Ничего не получилось...
– прошептала она.
– Я принеснла жителям не радость, а горе... И она горячо заговорила:
– Давай уйдем куда-нибудь, а? Чтобы царевич Капелька не знал, чтобы никто-никто не знал! Куда-нибудь далеко... Мичман-в-отставке ласково погладил ее по головке.
– Бедная девочка! Не надо падать духом. Вчера ты все сделала правильно, только несколько подробностей забыла.
– Каких подробностей?
– А вот слушай...
И через некоторое время Смешинка передала через стражнников царевичу Капельке, что она хочет видеть его и начальнника стражи. Встреча произошла в небольшом Сиреневом зале дворца. Смешинка вошла вместе с Мичманом-в-отставке, и Лупибей, стоявший у кресла царевича, невольно поморнщился.
Капелька радостно приветствовал Смешинку. Вскочив, он подбежал к ней, пристально всматриваясь в ее лицо:
– Вчера ты была расстроена... Я тоже очень, очень огорнчен! Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо!
– объявила Смешинка, лукаво улыбаясь. Цанревич подвел Смешинку к креслу. Она поерзала, устраиваясь удобнее, и сказала:
– Соберите опять всех жителей. Теперь-то они будут смеяться! Только перед этим нужно...
– Вызвать на площадь дополнительный отряд стражнинков,- вмешался быстро Лупибей.- И прикатить пушку для устрашения! Тогда они живо засмеются!
И он загоготал, довольный, запрокидывая кверху попугайский клюв.
– Нет!
– резко сказала Смешинка.- Если вы хотите, чтонбы я научила всех смеяться, то никаких пушек, никаких запунгиваний! Слышите? Каждый стражник должен вооружиться цветами морской лилии...
– Морской лилии?
– крякнул Лупибей. А Мичман-в-отставке уточнил:
– В каждом щупальце по три цветка - ни больше, ни меньше.
– Дальше,- продолжала девочка,- всем жителям вындать завтрак, обед и ужин.
– По раковине ламинарии и морского винограда каждонму,- добавил опять Мичман-в-отставке. Лупибей воздел кверху щупальца:
– Придется опустошить склады дворца!
– Иначе ничего не получится,- сказала веско Смешинка. И царевич повторил, глядя на нее влюбленными глазами:
– Иначе ничего не получится.
– Можно и не опустошать склады,- вкрадчиво вставил Мичман-в-отставке,- если приказать стражникам у ворот гонрода не отбирать у жителей ту еду, которую они соберут на морских лугах.
Лупибей недовольно заворчал.
– И, наконец, созвать жителей города не криками Больншой Глотки, которые нельзя слушать без отвращения, а спенциальными пригласительными листками.
– Эти листки вручат каждому Красавки, приятные и вежнливые,- снова вмешался Мичман-в-отставке.
– Да!
– сказала Смешинка.- Вот необходимые условия, при которых я научу жителей смеяться. Иначе вся волшебная сила смеха моего пропадет.
– Ты понял?
– спросил царевич Лупибея. Тот мрачно поплелся к выходу выполнять условия Смешинки.
И вот по городу засновали быстрые симпатичные Красавнки. Они вручали каждому жителю - малому и большому - красный листок порфиры с именным приглашением (Лупибей засадил всех Каракатиц надписывать листки, и они строчили в десятки щупалец, бочками расходуя свои чернила) и ласнково щебетали, советуя прийти на прекрасный бал.
В то же время в воротах города происходило удивительное:
Спруты не отбирали ни у кого добычу, а лишь тоскливыми гланзами провожали вороха еды, которые несли жители. Мало того, тут же стоял Омар-пушкарь и громадной клешней накладынвал каждому неудачнику, возвращающемуся с пустыми плавнниками, раковину капусты - ламинарии и раковину морского винограда - саргассов.
Сытые, довольные и недоумевающие собрались жители гонрода на площади. Они с изумлением смотрели на стражников:
Спруты держали в щупальцах цветы морской лилии и, не зная, что с ними делать, то и дело нюхали их. Многие одурели от густого запаха лилий и тупо вращали мутными глазами. В толнпе при виде такой картины то там, то здесь возникал смех. Он нарастал, рос, и вот уже все на площади смеялись, хватаясь за животы и утирая слезы.
Тут по знаку Мичмана-в-отставке грянула веселая музыка. Минуту все стояли, в растерянности глядя друг на друга, понтом какая-то бесшабашная Перкарина пустилась в пляс, вокруг нее, приговаривая "топ-топ-топ!", закружился Чоп. И вот уже вся площадь поет и пляшет.
– Но... как же это?
– спросил царевич Смешинку.- Ты даже не выходила на балкон!
Смешинка и сама с удивлением смотрела на веселящихся жителей. Никто не призывал их смеяться, а они смеются, никто не приглашал их танцевать, а они пляшут - да так лихо! Что случилось?
– Дело в том,- пояснил с ученым видом Мичман-в-отставке,- что волшебная сила смеха нашей чаровницы Смешинки достигает полной силы только на второй день, но при соблюндении тех условий, о которых я говорил.
Подошел хмурый Лупибей.
– Можно страже снова вооружиться?
– спросил он царенвича, прикладывая щупальце к каске.
– Нет, - сказал Мичман-в-отставке.
– Если вы хотите, чтонбы морские жители были веселыми и впредь, стражники долнжны быть вооружены лишь цветами, не посягать на еду житенлей и наводить порядок только с помощью шуток. Они дейстнвуют сильнее пушек.