Королева Маргарита

Голикова Мария

Порывистый ветер. Кричат птицы. Серые облака, хмурые улицы Орлеана, высокие, темные, суровые башни собора. Колокольный звон. На матери черное платье. Она всегда в черном – это траур по отцу, но сейчас это кажется мне плохим предвестьем. Растерянные взгляды братьев и придворных, слезы и везде, во всем – холод, ледяной, пронизывающий, бесприютный холод. Все плачут или молчат, с болью глядя друг на друга. Я немного успокаиваюсь, лишь когда смотрю на взрослых, которые умеют скрывать свои чувства. Раньше я мечтала поскорее повзрослеть, чтобы тоже научиться владеть собой, как они. Но сейчас мне не хочется взрослеть, хочется убежать и спрятаться куда-нибудь. Мне страшно…

Пятого

декабря Франциск умер. Сыплет мелкий колючий снег. Мир кажется мне огромным, бесприютным и пустым. Где бы мы ни были – нам нигде нет защиты.

Королем Франции теперь стал Шарль. Королем Карлом IX.

Ему всего десять лет.

Игры

После смерти Франциска матушку охватил страх. Она всячески скрывает его, но я его замечаю и уверена, что замечаю не только я. Дело в том, что Карл еще маленький и неспособен править самостоятельно. Матушка стала регентшей и боится, что кто-нибудь теперь попытается захватить власть. Больше всего она боится семьи Гиз, они самые могущественные после нас.

Гизы – предводители католиков. Есть еще одна влиятельная семья – Бурбоны, и они тоже пользуются любым случаем упрочить свое могущество. Антуан де Бурбон, король Наваррский, потребовал у матушки назначить его своим наместником, на что ей пришлось согласиться. И, вдобавок ко всему, протестанты не дают нам всем покоя. При дворе только и разговоров что о религии. Слушая эти рассуждения и споры, я уже научилась неплохо разбираться в богословских вопросах.

Мои братья тоже увлечены этой темой, каждый по-своему. Когда в сентябре 1561 года в Пуасси собрались католики и протестанты, чтобы обсудить вопросы веры и политики, мы с братьями присутствовали на собрании. Обсуждения продолжались долго, целый месяц. Некоторые католики возмущались, зачем нас, еще детей, пустили слушать религиозные диспуты взрослых: они опасались, что мы под влиянием протестантских речей увлечемся ересью.

А мне вот, например, было очень интересно послушать, что там говорилось. Мне даже понравились некоторые протестанты, их слова были глубокими и здравыми. Но мне и в голову не пришло сомневаться в истинности нашей веры – я как была католичкой, так ею и останусь, что бы ни случилось! Не понимаю, как можно поступать иначе.

К великой досаде Гизов, матушка не дала протестантам решительного отпора – напротив, всячески показала, что настроена миролюбиво. Двор сразу увлекли разговоры о веротерпимости, и даже те, кто еще вчера резко высказывался о протестантах, стали интересоваться их учением. Отчасти я начинаю понимать опасения католиков, но с этими настроениями пока ничего не поделать – нам остается только свято блюсти католическую веру, подавая другим пример.

Я много размышляю о вере и прихожу к выводу, что о ней вообще никогда нельзя забывать. Стоит только забыть – сразу начнешь совершать ошибки! Хотя и помнить о ней все время очень трудно и страшно, потому что всякому истинно верующему в этом жестоком мире выпадают испытания, и требуется немалое мужество, чтобы выдержать их. Зато как прекрасна будет награда от Господа!

А королям вера необходима вдвойне. Ведь подданные служат им, но не могут самого главного – дать совет, когда дело касается судьбы всей страны; не могут облегчить тяжкое бремя власти и успокоить душевную боль. Напротив, подданные сами ждут от своих королей поддержки и защиты. А где ее найти королям? Только у Короля, Который выше королей земных.

В комнате тихо. День уже гаснет, в окна льется розовый вечерний свет, безыскусный и проникновенный, как святые слова. На этот свет можно смотреть подолгу, как на свет под торжественными сводами собора. Он приносит в душу мир и уверенность в Божественном покровительстве, он наполняет и благословляет правильный и естественный порядок жизни – дни и ночи, будни и праздники, посты и молитвы… Когда смотришь на мир такими глазами, исчезает страх, а боль и тягостные воспоминания отходят в сторону, больше не отнимая душевный покой.

– Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum, benedicta es in mulieribus et benedictus fructus ventris tui Jesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus nun et in hora mortis nostrae. Amen [6] .

Из-за дверей доносятся голоса слуг и спускают меня с горних высот в суету этого бренного мира. Вот странная и удивительная вещь: когда я остаюсь одна и начинаю размышлять о собственной жизни, эти размышления получаются глубокими, мирными и красивыми, как поучения нашего кардинала де Турнона. Но стоит увидеть своих ближних, о которых я только что думала с упоением, – и все умиротворение куда-то улетучивается. Особенно если эти ближние – мои братья.

6

Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою. Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь (лат.).

Если бы сестры были моими ровесницами! Но они намного старше меня [7] и живут далеко, и мне приходится наслаждаться обществом братьев. Когда я смотрю на игры моего брата короля Карла и Александра-Эдуарда с Анри, принцем Наваррским, и другими, кто составляет им компанию, мне становится очень не по себе. Если вы сейчас способны на такое, дорогие мои, то каких дел натворите, когда повзрослеете?! Вы думаете, что смелы и остроумны, но это только оболочка, плохо сшитый, неуклюжий карнавальный костюм!

7

Елизавета Валуа (1545–1568) – старшая дочь Генриха II и Екатерины Медичи, французская принцесса и королева Испании, третья жена короля Испании Филиппа II. Клод Валуа (1547–1575) – вторая дочь Валуа, супруга герцога Лотарингского.

Вчера я решила напомнить братьям об этом, чтобы они задумались – ведь времени осталось мало, жизнь дана нам не зря, и каждый должен незамедлительно заняться спасением своей души! Когда братья опять начали насмехаться над всем без разбору, я выбрала момент и сказала Александру-Эдуарду:

– По-моему, ты ведешь себя неблагочестиво. А сегодня, между прочим, среда, постный день, и надо думать о душе.

Брат пренагло рассмеялся.

– Где ты наслушалась этих глупостей, Маргарита?

– Давай подумаем о душе, – гнусаво протянул Карл, передразнивая священника.

Александр-Эдуард расхохотался.

– Давай! Эй, Анри! – позвал принца Наваррского. – Иди сюда думать о душе!

– Я уже подумал, – заявил он, целясь шариком в идущую мимо горничную. – А сейчас пусть подумают другие.

Выстрел попал в цель. Горничная ойкнула и укоризненно покачала головой. Наблюдая за ними, я не заметила, как Александр-Эдуард подкрался ко мне сзади. Он схватил меня, и я подпрыгнула от неожиданности.

– Так, немножко подумали. Маргарита, а давай подумаем еще! Не догонишь, не догонишь, не догонишь!