Королева Марго
Шрифт:
— Да; неужели вы этого не знаете?
— Я не колдун, — ответил Карл.
— Но теперь вы убедились, что я права?
— Конечно.
— И ваше беспокойство теперь исчезнет?
— Вполне.
— Это вы говорите из любезности?
— Нет, матушка, от души.
Екатерина повеселела.
— Слава Богу! — воскликнула она, как будто веря в Бога.
— Да, слава Богу! — иронически повторил Карл. — Теперь я знаю, кто виновник моего недуга и кого надо наказать.
— Мы и накажем…
— …графа де Ла Моля: ведь вы сказали, что виновник — он?
— Я сказала, что он — орудие.
— Хорошо, сначала Ла Моля — он самый важный, — ответил Карл. — Все эти болезненные приступы, которым я подвержен, могут вызвать при дворе опасные подозрения. Требуется спешно пролить на это дело свет и открыть истину.
— Итак, граф де Ла Моль…
— Да, — перебил ее Карл, — он вполне подходит как виновник. Я согласен, начнем с него; а если у него есть сообщник, так он его выдаст.
«Да, — сказала про себя Екатерина, — а если не выдаст сам, так его заставят это сделать. У нас для этого есть средства, которые действуют безотказно».
Она встала и спросила Карла:
— Вы разрешаете, сир, приступить к следствию?
— И как можно скорее, я очень этого хочу, — ответил Карл.
Екатерина пожала сыну руку, не поняв, почему та так дрогнула при прикосновении ее руки, и вышла, не слыхав раздавшегося ей вслед язвительного смеха, а за ним — ужасного ругательства.
Карл сейчас же спохватился: не опасно ли предоставлять свободу действия подобной женщине — она в несколько часов натворит такого, чего уж не поправишь.
Но в ту минуту, когда Карл, следя глазами за уходившей матерью, убедился, что портьера за ней опустилась, он услыхал позади себя какой-то шорох и, обернувшись, увидел Маргариту, которая приподняла гобелен, закрывавший проход в комнату кормилицы.
Бледность, блуждающий взор, тяжело дышавшая грудь выдавали сильное волнение Маргариты.
— О сир, сир! — воскликнула Маргарита, кидаясь к ложу брата. — Вы же знаете, что она лжет!
— Кто «она»? — спросил Карл.
— Слушайте, Шарль! Это, разумеется, ужасно — обвинять собственную мать! Но я подозревала, что она осталась у вас неспроста, а с целью погубить их окончательно. Клянусь вам душой моей и душой вашей, душою нас обоих, что она лжет!
— Погубить?! Кого она хочет погубить?..
Оба инстинктивно говорили шепотом, точно боялись услыхать самих себя.
— Прежде всего вашего Анрио, который вас любит, предан вам больше всех.
— Ты так думаешь, Марго?
— О сир, я в этом уверена.
— И я тоже, — ответил Карл.
— Брат, если вы в этом уверены, — с удивлением сказала Маргарита, — почему же вы приказали его арестовать и посадить в Венсенский замок?
— Потому что он сам просил об этом.
— Сам просил, сир?
— Да, у Анрио своеобразные мысли. Может быть, он прав: одно из его соображений заключается в том, что ему безопаснее находиться в моей немилости, чем в милости, дальше от меня, чем ближе, в Венсенском замке, чем в Лувре.
— Ага! Понимаю, — сказала Маргарита. — Так он там в безопасности?
— Еще бы! Что может быть безопаснее, если Болье отвечает головой за его жизнь.
— О, спасибо, брат мой, спасибо за Генриха! Но…
— Но что?
— Там есть еще другой человек, сир… и, может быть, с моей стороны это проступок, но я очень озабочена его судьбой.
— Кто он?
— Сир, пожалейте меня… я едва решусь назвать его моему брату… и не посмею произнести его имя королю.
— Граф де Ла Моль, наверное? — спросил Карл.
— Увы, да! — ответила Маргарита. — Когда-то вы собирались его убить, сир, и только чудом он избежал вашей королевской мести.
— Так было, Маргарита, когда он совершил только одно преступление; а теперь, когда за ним числятся два…
— Сир, во втором он неповинен.
— Бедная Марго, ты разве не слышала, что говорила наша милая матушка?
— О Шарль, я же сказала, что она лжет, — ответила Маргарита, понизив голос.
— Вам, может быть, не известно о существовании некоей восковой фигурки, изъятой у графа де Ла Моля?
— Известно, брат мой.
— И то, что эта фигурка проткнута иглой в сердце, и то, что к этой иголке прикреплен флажок с буквой «М»?
— И это знаю.
— И то, что у этой фигурки на плечах королевская мантия, а на голове корона?
— Все знаю.
— И что скажете на это?
— Скажу, что эта фигурка с королевской мантией на плечах и с короной на голове изображает женщину, а не мужчину.
— Вот что! — сказал Карл. — А игла, пронзающая сердце?
— Это чародейство, чтобы пробудить к себе любовь женщины, а не злодейство, чтобы причинить смерть человеку.
— А буква «М»?
— Она обозначает вовсе не «смерть», как утверждает королева-мать.
— А что же? — спросил Карл.
— Она обозначает… обозначает имя женщины, которую любил Ла Моль.
— Как зовут ее?
— Братец, ее зовут Маргарита, — сказала королева Наваррская, падая на колени перед ложем короля; она схватила своими руками его руку и прижала к ней залитое слезами лицо.
— Тише, сестра! — говорил Карл, бросая вокруг взоры, сверкавшие из-под сдвинутых бровей. — Ведь если слышали вы, то и вас могут услыхать!