Королева Марго
Шрифт:
— Да, ваше величество, а все-таки…
— Хорошо, вам хочется, чтобы после слова «взять» я приписала своей рукой «живого или мертвого»?
— Признаться, это облегчило бы мне совесть.
— Если вы думаете, что без этого нельзя исполнить поручение, придется так и сделать.
И Екатерина, пожав плечами, развернула приказ и приписала: «живого или мертвого».
— Возьмите, — сказала она, — этого довольно?
— Да, мадам, — отвечал Морвель. — Но я прошу ваше величество предоставить исполнение приказа в мое полное распоряжение.
— А чем может помешать исполнению то, что я предложила вам?
— Ваше величество предлагает взять двенадцать человек?
— Да, чтобы было надежнее…
— А я прошу разрешения взять только шестерых.
— Почему?
— Видите ли, мадам, весьма вероятно, что с королем Наваррским случится несчастье… А если случится такое несчастье, то шестерым ее простят, потому что шестеро боялись упустить подлежащего аресту, но никто не простит двенадцати, что они подняли руку на королевское величество раньше, чем потеряли от его руки половину своих товарищей.
— Хорошо королевское величество — без королевства! Нечего сказать!
— Мадам, королевский сан определяется не королевством, а происхождением, — ответил Морвель.
— Ну, хорошо! Делайте, как знаете, — сказала Екатерина. — Только должна вас предупредить, чтобы вы никуда не выходили из Лувра.
— Но, ваше величество, мне надо собрать своих людей.
— У вас есть какой-то там сержант; вы можете поручить это ему.
— У меня есть слуга; он парень не только верный, но уже помогавший мне в таких делах.
— Пошлите за ним и сговоритесь. Вы ведь найдете оружейную палату короля, да? Там вам дадут позавтракать; там же отдадите ваши приказания. Само это место укрепит вашу решимость, если она поколебалась. Потом, когда мой сын вернется с охоты, вы перейдете в мою молельню и там подождете, пока наступит время действовать.
— А как проникнуть в его комнату? Король Наваррский, наверно, подозревает что-то и запрется изнутри.
— У меня есть запасные ключи от всех дверей, — сказала Екатерина, — а все задвижки в комнате Генриха сняты. Прощайте, господин Морвель, до скорого свидания. Я велю проводить вас в оружейную палату короля. Да, кстати! Не забудьте, что воля короля должна быть исполнена независимо ни от чего, недопустимы никакие оправдания. Провал, даже просто неудача нанесут ущерб чести короля, — это тяжкий проступок…
Екатерина, не давая Морвелю времени ответить, позвала командира своей охраны, капитана Нансе, и приказала ему отвести Морвеля в оружейную палату короля.
«Черт возьми! — говорил про себя Морвель, идя за своим проводником. — В делах убийства я иду вверх по иерархической лестнице: от простого дворянина до командующего армией, от командующего армией до адмирала, от адмирала до некоронованного короля. Кто знает, не доберусь ли я когда-нибудь и до коронованного?»
II
ОХОТА С ГОНЧИМИ
Доезжачий, который обошел кабана и поручился королю за то, что зверь не выходил из круга, оказался прав. Как только навели на след ищейку, она сейчас же стронула кабана, лежавшего в колючих зарослях, и, как определил по его следу доезжачий, зверь оказался очень крупным одинцом.
Кабан взял напрямки и в пятидесяти шагах от короля перебежал дорогу, преследуемый только той ищейкой, которая его подняла. Немедленно спустили со смычков очередную стаю, и двадцать гончих бросились по следу зверя.
Карл IX страстно любил охоту. Как только кабан перебежал дорогу, Карл сейчас же поскакал за ним, трубя «по зрячему»; за королем скакали герцог Алансонский и Генрих Наваррский, которому Маргарита подала знак, чтоб он не отставал от Карла.
Все прочие охотники последовали за королем.
В те времена, о которых идет речь, королевские леса совсем не походили на теперешние охотничьи парки, изрезанные проезжими дорогами. Королям еще не приходило в голову стать торгашами, разбивать леса на делянки, на строевой лес и на сечи. Деревья насаждались не учеными лесничими, а бросавшей семена по воле ветра Божией десницею, и не выстраивались в шахматном порядке, а росли, где им удобнее, как в девственных лесах Америки. Короче говоря, в то время этот лес являлся надежным убежищем для множества зверей — кабанов, волков, оленей, — а также для разбойников; двенадцать тропок расходились звездой из одной точки — из Бонди, а весь Бондийский лес кругом охватывала проселочная дорога, как обод охватывает спицы колеса.
Если это сравнение продолжить, то ступицу довольно точно представлял единственный перекресток в самом центре леса, служивший местом сбора отбившихся охотников, откуда они снова устремлялись туда, где слышались звуки охоты.
Спустя четверть часа произошло то, что всегда бывает в подобных случаях: на пути охотников оказались непреодолимые препятствия, голоса гончих потерялись где-то вдалеке, и даже сам король вернулся к перекрестку, ругаясь по своему обыкновению и проклиная все на свете.
— Что это такое? И вы, Франсуа, и вы, Анрио, тихи и смиренны, как монашки, идущие за игуменьей. Слушайте, это не охота! У вас, Франсуа, такой вид, точно вас вынули из сундука, и от вас так пахнет духами, что если вы проедете между моими гончими и зверем, то собаки сколются со следа. Послушайте, Анрио, где у вас рогатина, где аркебуза?
— Сир, а зачем мне аркебуза? Я знаю, что вы сами любите стрелять по зверю, когда его остановят гончие. А рогатиной я владею плохо — она не нужна у нас в горах: мы охотимся на медведя с кинжалом.
— Черт подери, Генрих, когда вернетесь к себе в Пиренеи, непременно пришлите мне целый воз живых медведей! Наверно, это чудесная охота, когда бьешься один на один со зверем, который может тебя задушить… Прислушайтесь! Мне кажется, это гон. Нет, я ошибся.
Король взял рог и протрубил позыв. Ему ответило несколько рогов. Как вдруг один выжлятник подал в рог другой сигнал. «По зрячему! По зрячему!» — крикнул король и пустился вскачь; за ним — охотники, которые собрались по его сигналу.