Королевская канарейка

Кокарева Анна

* * *

Утречко было бодрым, с лёгким морозцем и хрустящим ледком. Что удивительно, гнумское пойло оставило после себя ощущение праздника в теле и можжевеловый привкус во рту — ничего страшного. Всё-таки надо больше целителям доверять.

Но лосось давал себя знать. Надо его выкинуть. Подумала, а выкидывать не стала — корзину с торчащим хвостом навьючили уж. Попыталась после завтрака снова отмыть руки в Андуине — сопровождавший Глоренлин сердобольно подал какой-то пахучий стебелёк, посоветовав мыть с

ним.

Свеженамытые руки подмерзали, но пахнуть перестали, и я с надеждой поглядела на Трандуила — не возьмёт ли к себе. Он только головой покачал, и я со вздохом пошла к своему оленю. Он тоже вздохнул… гораздо тяжелее, чем я; с пренебрежением так, с нарочитостью — и неохотно опустился. Что-то не складывается у меня с оленями. Впрочем, не сбрасывает, укусить не пытается, команды кое-как слушает — и на том спасибо.

Эльфы были напряжены, лошади шли на хорошей рыси, и было как-то не до разговоров совсем.

Утром на меня упало письмо, и я его снова не поймала, но аранен протянул руку и легко подхватил падающий свиток. Письмо Силакуи подбодрило, и я его читала и перечитывала до полудня; потом глазела на пейзажи — болотистая местность перешла в поля и перелески, и я совершенно не понимала, куда мы едем. По дороге переправились через несколько речушек — наверное, притоков Великого Андуина, на островке посередь которого мы провели ночь. Возникало ощущение, что мы какой-то странный круг делаем, а не вперёд движемся. Глоренлин ехал неподалёку, его тоже в центре кавалькады держали. Вперёд он выезжал только когда мост наморозить требовалось, но уж больше таких представлений не устраивал, это были просто ледяные растрескивавшиеся горбы, по которым кое-как можно было переправиться.

Я бываю проста, но иногда и усложняюсь, и тут поняла, что дело нечисто:

— Мы пытаемся от кого-то скрыться?

— Да, прекрасная. От медвежонка Бьярки. Он преследует нас… я так думаю, что в его предках погулял эльф, и он… узрел пламя. Старейшину Бёдварда мы проверили — он не лгал, говоря, что видит тебя всего лишь человеком.

— Может, он продолжает любопытствовать… говорили же, что маленькие Беорнинги любопытны… — мне не хотелось думать о том, что кто-то, подобный Бёдварду, может видеть меня так, как видят эльфы.

— Получив стрелу в задницу и чуть не померев? Наплевав на запрет старейшины? А тот наверняка запретил! Он видит, — в голосе шамана была холодная неприятная уверенность. — И он полузверь. Обычаи Беорнингов не дали ему никакого понимания культа Богини, и что он себе надумал и что решил — никто не догадается. Понятно только, что он тебя преследует, и ведёт себя при этом, как зверь. Охотится.

Мне очень не понравился тон Глоренлина, его слова и его недоговорки. Страшно вдруг стало. Слабо, непослушными губами возразила:

— Но он же молоденький совсем, медвежонок…

Глоренлин

покровительственно, но с эдакой грустной ухмылочкой сообщил, что «медвежонок» — это статус. Социальный. И что туша там может быть похлеще, чем уже встреченный Бёдвард, и что Беорнинги малочувствительны к магии и оружию. Стрелой в глаз его убить можно, но в тот глаз ещё попасть нужно, а в состоянии боевой агрессии Беорнинг становится очень вёртким и очень быстрым. Нет, завалить можно, но есть нюанс: с его дедом ссориться не хочется, поэтому, всё-таки, делается попытка уйти.

И что ехать через владения Беорнингов владыка не хочет ну совсем, поэтому мы движемся обратно к горам: объедем медвежьи угодья через горы, потом свернём, переправимся через Андуин — а уж там и до Пущи рукой подать. В Пуще никакие Беорнинги не страшны.

Говорить на ходу было всё-таки неудобно, и я больше вопросов не задавала, а под конец дня и вовсе только о привале да о еде мечтала.

И нет, лосося не выкинула. Вечером он мне показался очень привлекательным, а запах — что делать, пусть будет.

124. Медвежья дипломатия

олег фигнёй страдал недолго

ведя себя как дипломат

в конце на сленг скатившись плавно

и мат

Снилась тёплая рука Трандуила на пояснице, и это был хороший сон. А потом я как в пропасть упала, и там была ревущая тьма и сыплющиеся с небес камни. Проснулась в мутном состоянии, одуревшая, но постаралась собраться — было слышно, что лагерь уже сворачивается.

Выползла из палатки, потёрла лицо снежком (где вы, купальни королевского дворца!); ознобно трясясь, сбегала в кустики — а в ушах всё стоял гул камнепада, и страшно было, хотя что снов бояться? Они просто изживают дневные страхи. Поэтому была удивлена, когда король, в предрассветной серости узнаваемый только по силуэту, резко развернулся в мою сторону, едва я подошла поближе. Только что раздавал указания — и прервался.

— Что снилось? Камни, рёв? — у него была странная, отнюдь не праздная интонация. Похожим тоном врач неотложки спрашивает про наличие судорог или величину кровопотери.

Подошёл — обеспокоенно. Прохладные длинные пальцы слегка сжали виски, приподняли лицо:

— Постарайся вспомнить, что снилось ещё.

Стараться не надо было: стоило начать вспоминать, и ощущения накатили волной.

Король уверенно сообщил серыми тенями подошедшим сарычам:

— Он будет ждать нас в Кирит-Сириэн.

В сумерках лиц не видела, но по тому, как они замерли, поняла, что новость дурная. В навалившемся душном страхе дошло, что сон вещий. Не в первый ведь раз снится… Перед тем, как Ганконер вернулся, тоже вот снилось, только короля рядом не было…