Королевская канарейка
Шрифт:
И два дня мы правда спокойно ехали, от гор ушли и через Великий Андуин переправились. Он уж подмерзать начал, а всё равно пришлось Глоренлину переправу намораживать.
Местность сменилась на волнистые, покрытые сухой подмороженной травой холмы и перелески. Начали и деревни встречаться, но их Трандуил старательно объезжал.
Аранен всё время скакал с разъездами по округе — следовало ожидать, что Бьярки вылезет из ямы и захочет реванша. От принца одни глазищи остались, он не спал совсем и вечером второго дня, подскакав к королю, достойно (а
— Негоже бежать от него, а до пущи добраться не успеем, даже если без остановок гнать будем. Блодьювидд и лошадям это вредно. Может, убьём всё-таки?
— Невыгодно мне его сейчас убивать… пусть бы с дураком родичи разобрались, а не я. Да может, и успеем… Глоренлин почувствовал танцевальный круг неподалёку. Посмотрим.
Принц раздумчиво возразил:
— Предзимье, земля замерзает…
— Самайн только что был, пятый день, полнолуние… они могут выйти напоследок.
— Он идёт по пятам…может быть, даже нынешней ночью…
— Должны успеть.
Принц в ответ только поклонился, видно, не желая противоречить отцу.
Я их речи не поняла, но расспросами не докучала, видя, что дела не очень.
Остановились на ночь не в уютном леске, а на вершине холма, и неподалёку два куста росли: боярышник и бузина. Аранен, проследив задумчивый взгляд, торопливо предупредил:
— Блодьювидд, не надо их ягоды есть.
Удивилась:
— Они же неядовиты?
— Неядовиты, но есть не надо. Жители холмов… и лучше об этом не говорить, они могут услышать… сейчас лучше молчать.
Я ж вовсе не о съедобности ягодок думала, а переживала, что кусты жидковаты, а за соседний холм бегать я духом слаба. Оно понятно, что эльфы и от Бьярки, и от местной жути защитят, но нехорошие места. И вроде бы морозы уже, а на вершине холма здоровенный «ведьмин круг» из поганок.
Встали ещё при свете, и ветреный закат полыхал нездоровой алостью, подсвечивающей сумрачный кобальт туч. Красиво было, но тревожно.
А ведь не так далеко и люди живут, как-то им тут живётся? Хотя, может, им-то как раз и ничего, это я от жизни такой подозрительна.
Палатку, кстати, не развернули, а я привыкла, что всегда первым делом её ставят. И лошадок не рассёдлывали и в поле не отгоняли.
Зато костёр развели огромный, чуть ли не с дом, а ведь в последнее время огонь зажигали маленький и только для меня — как я спать ложилась, так и его тушили тут же.
Спутники мои стали отчуждёнными, молчаливыми, и глаза отблёскивали во тьме потусторонней синевой.
Я не спрашивала ни о чём — велено молчать, так и молчала. Размяла ноги и села, как и все, на плащ — дерева на сидушки вокруг не было.
Так и сидела, пялясь в огонь — и вдруг что-то поменялось. Как будто на грани, отделяющей явь от чего-то иного, тоненько так запели флейты и мир стал хрустальным, волшебным и пахнуло одновременно летним теплом и весенней свежестью. Я несомненно чувствовала, что реальность истончилась. Слышалось, как мне показалось, ангельское
Над плечом Трандуила зависло что-то золотистое, сияющее изнутри, мелко трепещущее крыльями. Я ещё удивилась, откуда зимой бабочка, но тут король заговорил:
— Приветствую тебя, моя царственная сестра, повелительница Волшебных холмов, королева Маб!
Голос его звучит музыкой, и в ответ золотистая бабочка-девочка смеётся колокольчиком.
Кажется, она что-то говорит, но я не понимаю ни слова, зато у себя за спиной чувствую Глоренлина. И это мирквудские эльфы казались мне неотмирными! Теперь шаман ощущается родным, тёплым и очень телесным. Он спокойно и мягко, но уверенно командует:
— Сейчас королева Маб протянет тебе украшение. Ни в коем случае не берёшь из рук в руки, ждёшь, пока возьму я.
Ищу королеву взглядом и не могу найти: вокруг уже много сияющих мотыльков, и всё новые и новые вылетают из огромного костра. Они шаловливо хихикают, с их крыльев сыплется золотистая пыльца, и спутники мои уже сияют от неё. Подношу руку к глазам — точно, и я сияю так же. И тут же вижу девочку-бабочку, зависшую перед моим лицом и протягивающую что-то. Забыв, что только что говорил Глоренлин, тянусь к ней, и тут же чувствую, как придерживают за локоток. Шаман сам протягивает руку, берёт крохотную блестяшку из рук феи, и вещичка тут же становится вполне человеческих размеров. Кулон в виде листика плюща, из серебристого металла, покрытый ядовито-зелёной эмалью. Тончайшей работы, очень лёгкий (кажется, положи на воду и не утонет!), на невесомой цепочке.
Чувствую, как Глоренлин осторожно застёгивает его на моей шее сзади, укоряще шепча:
— Божественная, я же говорил! Не брать ничего напрямую, это опасно. Королева Маб не хочет причинить тебе вреда, но феи на инстинктах могут сделать что-нибудь нехорошее. Будь осторожна, слушай меня. Этот лист поможет тебе беспрепятственно войти в Волшебные холмы, и, что важнее — выйти.
— А что, не у всех это получается? — и тут же, только я успеваю договорить, мир темнеет.
По ощущению, я оказываюсь в подземелье, причём одна, и только спустя какое-то время чувствую присутствие Глоренлина, он по-прежнему за спиной, но молчит. Или я ничего не слышу, ощущение реальности полностью пропало.
Щурясь, смотрю на загоревшуюся вдалеке точку, растущую, приближающуюся — и вдруг она подскакивает совсем близко и становится женщиной невозможной красоты, со светящейся изнутри золотом кожей и огромными чёрными глазами, абсолютно нечеловеческими. Она что-то говорит своими губами, чёрно-красными, цвета венозной крови, но я не слышу. Сглатываю, трясу головой — и вдруг наваливается всё: свет, цвет, звук и осязание. И тяжёлый запах цветущих роз.
— Да, получается не у всех, но Цветочной королеве феи холмов вреда не принесут. Будь нашей гостьей, прекрасная, и одари нас своим пламенем, — она кланяется, довольно низко, что совершенно для меня неожиданно.