Королевское зерцало
Шрифт:
— Елизавета, — сказал Халльдор, — я никогда не бранюсь с конунгом. Но случается, я ему перечу. А иной раз я и слова не скажу, но все и так ясно. Однажды Харальд расплатился с дружиной обманной монетой — сквозь серебро просвечивала красная медь, а я взял и швырнул всю эту медную дрянь к его ногам.
И Харальд смолчал. Потому что ни один человек в гриднице не сомневался, что деньги обманные. Только один наш разговор можно, пожалуй, назвать перебранкой.
— Из-за чего же вы повздорили?
— Из-за рождественской пени. Она была
Однажды Харальд для смеху устроил так, что к заутрене зазвонили слишком рано, опоздала почти вся дружина. Воинам пришлось садиться на солому и пить. Но мне показалось это ребячеством со стороны Харальда, и я отказался участвовать в такой потехе.
Тогда Харальд сам подошел ко мне с рогом и потребовал, чтобы я выпил его. Я отказался выполнить его приказание.
— Тебе все равно придется выпить этот рог, — сказал он. И в его глазах я увидел знакомый блеск. Я решил, что Харальд, видно, повредился в уме, если даже в таком пустяке хочет утвердить свою власть. Однако я тоже рассердился.
— Конечно, ты можешь принудить меня выпить этот рог, — сказал я. — Но твой отец, Сигурд Свинья, не смог бы принудить моего отца, Снорри, сделать то, что ему не по душе.
Я принял рог и осушил его. А Харальд побелел от гнева.
— Тебе тоже палец в рот не клади, — сказала я. — Ты знаешь, где у Харальда самое больное место. Он-то прекрасно понимает, что происхождение его не такое знатное, как ему хотелось бы. Я слышала кое-что о родах норвежских хёвдингов. Еще неизвестно, действительно ли Сигурд Свинья был потомком Харальда Прекрасноволосого.
— Харальд предпочитает не вспоминать о Сигурде Свинье, — сказал Халльдор. — У него на языке теперь только Олав Святой. Он, мол, принял наследство от своего святого брата. Все уши прожужжал Олавом Святым, точно так же, как некогда Магнус.
Хотя, если говорить честно, всякий бы воспользовался тем, что его брат оказался святым.
Я промолчала. Мои родичи в Гардарики тоже при случае пользовались своими святыми родственниками.
— Но хуже всего его мелочность, — продолжал Халльдор. — Она немногим лучше предательства.
— Что ты называешь мелочностью? — спросила я.
Халльдор задумался.
— Однажды мы с Харальдом стояли на корме, и я вдруг увидел, что мы плывем прямо на подводный камень.
— Держи правее! — велел я кормчему.
— Держи прямо! — приказал Харальд.
— Правее! — крикнул я.
— Прямо! — повторил Харальд.
И тут же раздался треск.
Нам пришлось высадиться на берег, чтобы починить корабль. Наутро я собрался восвояси. Неподалеку стоял торговый корабль, и я намеревался уплыть с ним.
Харальд спросил, почему я бросаю его.
Я ответил, что опасаюсь, как бы он снова не стал губить свои корабли или другое добро, желая оскорбить меня.
Но в то время я сердился на него еще и по другой причине. Он без всяких объяснений забрал обратно корабль, который подарил мне, когда я отправлялся в Исландию.
— Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно, — вырвалось у меня. И тут же мне стало стыдно. Оказывается, я сама была далеко не так набожна, как хотела бы.
Но Халльдор засмеялся.
— Именно такой покорности Харальд и ждет от своих людей, — сказал он.
— Но в тот раз ты не уехал от него?
— Нет. Нас помирили. — Халльдор неотрывно смотрел на горизонт с западной стороны. Мы сидели перед церковью Суннивы. На севере высился Стад, перед нами расстилалось море.
— За всю жизнь у меня не было лучшего друга, чем Харальд, — сказал Халльдор. — Ради него я готов был отправиться в ад, драться там с самим сатаной. Но лизать ему башмаки — какая же это дружба? В дружбе оба свободны и обоим нечего бояться. Однако ту дружбу, какую я могу предложить ему, он ни во что не ставит.
— Говорят, что тебе он позволяет все-таки больше, чем другим, — сказала я.
— Это верно, — согласился Халльдор. — Ведь и он по-своему нуждается в моей дружбе. Только не понимаю, что за бес попутал его, — непременно должен всем показать свою власть.
Халльдор рассказал мне об этом осенью. У Харальда он провел только зиму. Уже весной он снова отправился в Исландию, причем отъезд его был поспешным.
Неосторожный, как всегда, он сделал остановку на Сэле, прежде чем плыть дальше, домой. Сказал, что не мог уехать из Норвегии, не простившись со мной.
Причиной его отъезда был все тот же корабль, который Харальд подарил ему, а потом забрал обратно. После долгих споров Харальд согласился заплатить Халльдору за корабль. Они договорились о цене, но Харальд заплатил не все. Тем не менее этих денег хватило на другое судно, правда, не такое хорошее. Весной Халльдор надумал вернуться в Исландию и попросил Харальда выплатить ему остальные деньги.
Харальд разрешил ему уехать, но расстаться с деньгами не спешил. Они не раз толковали об этом, и Харальд все тянул. Он надеялся, что Халльдор отступится и уедет без денег. Халльдору это порядком надоело. И он не на шутку разозлился — он ведь тоже был упрямый, как осел, да и деньги свои хотел получить.
Известно, что Харальд умел находить выход из трудного положения, но, оказалось, не он один.
Они жили тогда в Нидаросе, в торговом посаде. Халльдор дождался ночи, когда дул крепкий береговой ветер. Корабль с его людьми стоял в гавани на якоре, готовый в путь. Халльдор взял некоторых из своих людей и приплыл в посад на корабельной лодке. Лодку он оставил у причала: один человек держал ее, а гребцы ждали, сидя на веслах.
Сам же Халльдор с несколькими вооруженными воинами пошел в усадьбу конунга. Стража знала Халльдора, и его никто не остановил, он прошел прямо в покои, где спали Харальд и Тора.