Красная королева

Ром Полина

* * *

В начале лета, ровно через сто дней после разговора с начальником Тайной службы, я снова неподвижным манекеном стояла в тронном зале на подиуме. Коленопреклоненный барон Сюрко слушал, как зачитывается глашатаем утвержденный Советом и подписанный мной только вчера документ. Поверх головы барона я оглядывала напряженные лица придворных. Далеко не все из них понимали, что с возвышением этого человека будут связаны многие перемены в государстве.

Офицер дворцовой стражи протянул мне на вытянутых руках церемониальный меч дома Солиго. Сверкающая сталь, золотой эфес,

золотая вязь на гарде и рукоятке, огромный граненый рубин в золотом навершии. Руки офицера в церемониальных перчатках держали меч так, чтобы брать его мне было удобно.

Я приняла довольно тяжелую железку за рукоять, обеими руками, как меня и учили, аккуратно и медленно коснулась левого плеча барона и громко сказала:

— Встаньте, граф Маркус де Тауффе, — затем протянула руку, позволяя поцеловать. Этот жест вызвал легкий шепоток в зале. По правилам, король должен обнять награжденного и прижать к сердцу. Я нарушила эти правила. Так же делала и Ателанита. Но я ввела новое: целование руки. Именно это сейчас и обсуждал двор.

Церемония завершилась, и я покинула тронный зал. Но просто из любопытства задержалась на несколько мгновений у двери, наблюдая в узкую щель, как графа окружили придворные.

«Забегали?! Это еще только самое начало перемен, дорогие мои.».

Вечером новоиспеченный граф докладывал мне:

— Ваше королевское величество, вот вся информация, которую я смог собрать о семье покойного герцога. Тут допросы учителей, сенешаля, слуг. Сейчас вдова с детьми проживает в одном из городских домов герцога, ожидая вашего решения.

— Ее охраняют, граф?

— Да, ваше величество. Но на всякий случай я приставил к семье своего человека.

— И что говорит ваш человек?

— Никаких контактов, вызывающих подозрения, у вдовы нет. В ее положении, ваше величество, даже родственники не рискуют посещать даму. Есть одна деталь…

— Говорите.

— Несколько дней назад вдова попросила пригласить в дом ювелира и выставила на продажу шесть колец.

— Понятно. Благодарю за службу. Вы можете идти.

— Ваше королевское величество, позвольте еще раз поблагодарить вас…

— Вы заслужили. У вас же два сына, граф?

— Да, ваше величество.

— Я сохранила ваш второй, баронский титул для младшего. Надеюсь, вы будете служить мне верно. Ступайте, граф.

Пожалуй, с решением вопроса тянуть не стоило. Нет смысла доводить до нищеты женщину, которая рожала де Богерту детей, живя в родовом замке, принимая мужа примерно раз в два года, и не имевшую на него никакого влияния. Вины за ней, а тем более за детьми, не было. Однако дети быстро растут, и я обязана проследить, чтобы они как минимум остались нейтральны к моему сыну. Кажется, еще у Богерта есть дочь.

Я вздохнула, подтянула к себе очередной конверт с бумагами и начала просматривать листы: мне требовалось составить собственное впечатление о детях покойного герцога и их окружении.

Глава 16

Больше всего меня беспокоил старший сын покойного де Богерта, Брэндон. Мальчику девять лет, он избалован и дурно воспитан. Мать его обожает и позволяет все на свете: наследный герцог мог пнуть лакея, ударить горничную, скинуть на пол тарелку с едой.

Средний отпрыск, восьмилетняя Эмили,

явно не пользовалась в семье особыми правами. Ее с одинаковым усердием донимали, дразнили и обижали как старший, так и младший шестилетний Алан. Мать не позволяла ее бить и следила за этим зорко, но дерзости и обидные слова сыпались на девочку дождем. Бывшая герцогиня только вздыхала и произносила что-то вроде: «Терпи, дитя мое. В этом мире мужчины решают все».

Покойный герцог не жалел денег на образование детей. В замке с ними проживали трое учителей. Детям преподавали физику и математику, литературу и стихосложение, а также историю с географией. Самые хорошие отзывы учителя давали как раз об Эмили: девочка училась прилежно и старательно, читала и считала значительно лучше обоих братьев и в целом была умненькая и усидчивая, но очень неуверенная в себе.

Мать, урожденная графиня де Кейн, происходила из очень богатой семьи и была младшей из трех дочерей. Поскольку наследника у графа так и не было, то, соблазнившись предложением де Богерта, он выдал дочь за герцога с тем условием, что после его смерти графство Кейн перейдет под руку всесильного герцога. Двух дальних, очень-очень дальних родственников по боковой линии жених легко заткнул с помощью своего кузена-короля.

Никто не интересовался, что думает об этом браке невеста, поскольку он был выгоден обеим семьям. Три месяца после свадьбы у герцога ушло на то, чтобы обрюхатить жену и, оставив ее на попечение своей матушки, вернуться в Сольгетто, ко двору Ангердо.

Старая герцогиня заправляла всем в замке. И до самой ее смерти, случившейся два года назад, молодая герцогиня не то что рот открыть не осмеливалась, она даже глаза боялась поднять. Муж бывал дома крайне редко, но, приезжая, исправно посещал спальню жены почти каждую ночь. После рождения второго сына частота визитов снизилась почти вдвое, и к исполнению супружеского долга герцог стал гораздо более равнодушен.

Как ни странно, со смертью свекрови для герцогини мало что изменилось. Все приказы по замку отдавал сенешаль, тот самый, что распоряжался при жизни старой герцогини. Если основываться на показаниях слуг и компаньонок, Ханна де Богерт была не слишком умной, богобоязненной и очень инертной женщиной: боялась любых изменений, свято соблюдала все церковные праздники, но при этом истово верила в народные приметы. На данный момент ей было всего двадцать семь лет.

* * *

Сегодня тронный зал был полон. Парадный наряд был не обязателен: это всего-навсего один из малых приемов. Но сидела я на троне, а на голову, как и положено, давила корона. Слава Богу, что хоть мантию по таким случаям таскать не требовалось.

Все до последнего движения вдовы и детей было оговорено заранее. В зал они вошли безо всякого объявления, все четверо в глубоком трауре. Молча пройдя сквозь строй любопытствующих придворных, женщина упала передо мной на колени, а следом несколько неуклюже, ту же позу приняли дети.

Мягкое невыразительное лицо. Еще молода, но уже слегка обрюзгла и имеет лишний вес. Траур одежды делает ее совсем бледной, подчеркивая тени под глазами и углубление носогубной складки. Все эти месяцы она жила, не зная, пощажу ли я детей, останется ли она сама в живых или…