Красная королева
Шрифт:
Генерал-фельдмаршалу Вильгельму де Кунцу места не полагалось — родом не вышел. Зато я понимала, что я всегда могу положиться на него:
— Генерал, я хочу, чтобы вы сопровождали меня на казнь.
— Боюсь, ваше величество, это вызовет нездоровые разговоры. Ваша милость ко мне и так безгранична. Многие уже завидуют.
— У меня слишком мало верных людей, чтобы я прислушивалась к змеиным голосам.
Честно говоря, я вполне понимала фельдмаршала. На его месте я тоже постаралась бы увильнуть от такой чести. Смотреть, как на твоих глазах будут казнить семь человек — удовольствие ниже среднего. Однако здесь, в Луароне, подобные «развлечения» были не слишком часты и потому пользовались
К казни я начала готовиться заранее. Еще вечером я заменила привычный травяной взвар успокоительными декоктами мадам Менуаш. Впрочем, помогло это мало: меня изрядно потряхивало с утра. На казнь я надела то же платье, что надевала на присягу. Единственное: вместо мантии обошлась легкой накидкой. Но корона, как и положено, сдавливала голову, не давая весеннему ветерку сорвать черную вдовью вуаль.
День казни выдался радостным и солнечным с самого утра. Уже во всю зеленела трава, а в дворцовом парке одуряюще благоухала изгородь из черемухи. Ветерок даже занес в мои распахнутые окна с десяток белых лепестков, небрежно бросив их на узорный паркет. Я знала, что сейчас в тюрьме преступники получают последние услуги церкви — исповедь и отпущение грехов. Завтракая, я старательно гнала от себя мысли об этом, но мне было тошнотно и страшно.
Согласно традиции, мне придется выслушать личные просьбы всех осужденных и, разумеется, де Богерта. А также перед всей толпой сообщить, выполню я ее или нет. Отказывать в исполнении последнего желания было не принято, хотя история Луарона помнит и такие случаи. Честно говоря, я даже примерно не представляла, что может попросить герцог. Роган де Сюзор предполагал, что он попросит сохранить за его семьей какое-нибудь небольшое поместье:
— Как правило, ваше величество, просят оставить детям дворянство, ибо семья жены способна обеспечить их деньгами. Либо просят оставить небольшую часть имущества. Хотя, конечно, бывают и неожиданные просьбы…
— Например?
— Ну, сам я не присутствовал при таких казнях… Но как-то один нищий дворянин Адальберт Гейт попросил построить в честь него монастырь.
— И что же, герцог? Его действительно построили?
— Ах, ваше величество… — улыбнулся герцог де Сюзор. — Это было во времена Гирона Галантного. А тот дворянин, говорят, был любовником королевы-матери. Романтичные времена, ваше королевское величество. Любовь к Прекрасной Даме, веселые трубадуры, клятвы Вечных Пар и прочие нелепости… Так что, да, построили. На севере страны есть монастырь святого Адальберта.
Казнь — ритуал довольно жуткий, хоть и проводится при солнечном свете. Публичная смерть преступников одновременно служит и устрашением для черни, и щекочет той же самой черни нервы, как бы говоря: «Вот, смотри! Этот красавчик всю жизнь сладко ел и мягко спал. А сейчас умрет, как любой простолюдин, и даже герцогская корона его не спасет!».
Ритуал казни титулованных персон расписан давно, этикет складывался веками. Совершаются они не в первый раз. Но редко какую из казней посещают коронованные особы. Когда на тот свет отправляется скромный барон, наказание проводят в присутствии простолюдинов и какого-нибудь дворцового чиновника, олицетворяющего собой на некоторое время королевскую власть. Смерть Великого герцога — несколько иное. Поэтому, к сожалению, мне сбагрить эту «почетную» обязанность было совершенно невозможно.
На подиуме в кресле сидела я. За моей спиной в качестве личного телохранителя стоял капитан Ханси и четверо капралов. Во втором кресле рядом со мной на черной траурной подушке лежали скипетр и корона. Каждый должен понимать, что не я лично творю правосудие. Я такой же зритель, как и они. Поэтому ступенькой ниже стоит Высший королевский суд в полном составе. Двенадцать Верховных в серых атласных мантиях. Они съехались со всей страны, вынесли приговор и будут лично наблюдать исполнение.
Следующая ступень ниже их площадки для герцогов. Влево и вправо от центрального прохода уходили два ряда сидячих мест. Их заняли представители Великих домов. Кресел было двенадцать, а занятых мест только одиннадцать. Десять представителей высших семейств и довеском к ним кардинал Годрик. Двенадцатое место, вопреки всем правилам и традициям, по моему громкому приказу занял генерал-фельдмаршал Вильгельм де Кунц. Возразить никто не осмелился.
Помост для знати и эшафот находятся близко друг к другу. Очень близко. От моего кресла по широким ступеням спускается зеленая ковровая дорожка, доходит до некой перемычки, соединяющей помост и эшафот, и полностью покрывает место казни. Мне кажется, что это та самая дорожка, что лежит обычно в тронном зале дворца. Возможно, так и есть, и в этом я вижу некий символизм…
Я смотрела на гомонящую, волнующуюся толпу там, внизу и тоскливо размышляла о том, что это один из самых отвратительных обычаев. Люди пришли целыми семьями — в толпе полным-полно достаточно маленьких детей. Здесь же топтались молодухи с грудничками и старики-старухи, которых почтительно поддерживали под локоток любящие взрослые сыновья и дочери.
Пожалуй, казнь государственных преступников — единственное мероприятие, на котором король или королева кого-то ждут.
Толпа внизу еще активнее зашумела и заволновалась. С западной стороны площади в плотную людскую массу клином врезалась стража, образуя широкий коридор к месту казни. Народ толпился все сильнее и сильнее, давя на тонкую преграду из охраны. Каждому хотелось рассмотреть преступников, не упуская ни одной детали.
В проход, образованный двумя цепочками охраны, одна за другой въехали семь телег. Каждая везла только одного человека, закованного в кандалы. Слева и справа от каждой телеги шло по четыре стражника, за исключение первой: бывшего герцога де Богерта везли с «особым почетом» и сопровождало его в два раза больше солдат.
Выглядели приговоренные вполне прилично. Уже после вынесения приговора в тюрьму допустили лекарей, чтобы залечить раны, причиненные пытками. Кроме того, я приказала досыта кормить их и не отказывать в услугах цирюльника. А вот дорогая одежда преступникам не полагалась: каждый из них был одет в чистую и новую тунику и некое подобие кальсон из простого небеленого льна. Головы, разумеется, были обнажены.
В какой-то момент я почувствовала, что эта толпа, там внизу, и эти шесть человек, чью смерть я вынуждена буду увидеть, как бы отдаляются от меня. Одновременно начали гаснуть звуки и свет…
— Дышите, ваше величество! Дышите глубже! — капитан Ханси, все это время внимательнейшим образом наблюдавший за мной, пихал мне под нос мерзко пахнущий кубок. — Нет-нет, пить это не надо. Просто приложите к губам и сделайте вид. Мадам Менуаш дала это варево на случай, если вам станет дурно.
В голове слегка прояснилось…
На помосте преступников уже дожидался священник. Разумеется, отпущение грехов все они получили в камерах после исповеди, но церковник присутствовал, чтобы сказать последние слова утешения. Палач, крупный, кажущийся неуклюжим мужчина, чье лицо было скрыто натянутым по самые плечи зеленым колпаком, неуклюже посторонился и даже оттолкнул одного из своих помощников, давая проход на эшафот первому из осужденных офицеров.