Красная королева
Шрифт:
Сама я этот момент помню очень плохо. Кажется, что все это мне просто снилось. Полагаю, что в тот момент я выкладывала претензии непосредственно Богу…
— Мама, а что с тобой?! — Элиссон в сопровождении двух своих фрейлин дожидалась у моих покоев и сейчас настороженно смотрела, как мадам Менуаш и Софи придерживают меня с двух сторон.
Почему никто не догадался запретить детям встречать меня, непонятно. Возможно, просто ее фрейлины не смогли себе представить, что с казни королева вернется в таком состоянии. Элен была отпрыском королевской семьи, и такие или подобные
— Мама, ты что, заболела?!
— Да, малышка. Я не очень хорошо себя чувствую. Мне нужно немного времени, чтобы полежать.
— Мама, а что случилось? Ты простыла? Можно я посижу с тобой?
Стараясь дышать в сторону, я максимально спокойно ответила:
— Нет, солнышко мое, сейчас мне нужно принять ванну, потом я немного отдохну. А вот вечером, если ты хочешь, мы можем нарисовать для твоих кукол новые платья. У меня будет свободный вечер, и мы спокойно обсудим все туалеты для Лисси и Анабель.
Очевидно, выглядела я не настолько хорошо, чтобы полностью успокоить Элиссон, потому ответила она с некоторым сомнением в голосе:
— Я буду ждать вечера, мама…
В ванне я отмокала долго, постепенно приходя в себя. Перед тем, как выйти, вылила на себя огромный кувшин ледяной воды. С помощью Тусси растерлась докрасна грубым льняным полотенцем. Мягкая батистовая сорочка, легкий халат и большой кувшин горячего взвара на столике рядом с распахнутым в парк окном. Я глубоко дышала черемуховым воздухом, приходя в себя и не давая своему мозгу возможности вспоминать сегодняшнее утро…
Я не могла воспринимать казнь людей как что-то обыденное, но, пусть и с большим трудом, я смогла об этом просто не думать. Нет, совсем забыть такое невозможно. Но пусть пройдет время…
Я буду брать кусочки собственных воспоминаний и переживать их постепенно, в течение долгих месяцев. Никогда это утро не изгладится из моей памяти полностью. Но и свести себя с ума, оставив детей на произвол судьбы, я тоже себе не позволю.
Днем я пила успокоительные сборы, тщательнейшим образом изгоняя из памяти события утра. Немного подремала, съела достаточно легкий обед и с удовольствием выпила бокал слабого сухого вина.
Вяло размышляла о том, что государственный аппарат, который достался мне по наследству, слишком тяжеловесен, громоздок и неуклюж. Функции отдельных его частей иногда пересекаются, также как и личные интересы герцогов и прочих членов Совета. Конечно, ломать — не строить. Но я не буду совершать общеизвестные ошибки, разваливая аппарат полностью. Думаю, для государства правильнее будет медленная и постепенная реорганизация. И одна из главных вещей, на которой я хотела сосредоточиться, — вечная и неистребимая коррупция.
Благо, что в моем первом мире примеров борьбы с этим чудовищем было достаточно. Да, коррупция как сказочная гидра: отрубаешь одну голову — вырастают
Борьба с коррупцией — дело на десятилетия. Именно потому я пока просто обдумывала, как лучше взяться. Однако были у меня и более срочные проблемы, которые требовали решения. Во-первых, в ближайшие дни нужно подписать документы, утверждающие личные просьбы осужденных. Этим займется кто-то из канцелярии. Мне лишь стоит поставить подписи. Однако было два человека, чьими последними просьбами мне придется заниматься лично.
Первый, тот самый Люка Андерс — барон, которому я отказала в помиловании. Требовалось дать задание служащим и выяснить, кто члены его семьи и какова их судьба. По моему личному мнению, ни жена, ни тем более дети не виноваты в преступлениях отца. Раз уж этот барон не счел нужным побеспокоиться о своей семье, это следует сделать мне.
Второй большой занозой в моих мыслях была, разумеется, личная просьба герцога де Богерта. Если я все правильно понимаю, то он изрядно усложнил мне жизнь, практически повесив свою семью мне на шею. И дело вовсе не в деньгах или наследственных землях. То, как я поступлю с семьей осужденного, годами будет обсуждаться в королевстве. Их судьба станет доводом за или против для каждого, кто собирается в будущем нарушать законы. Мне нужно очень хорошо подумать, прежде чем я решу: строгость или милосердие.
Вечер я провела с детьми. Это был тот самый бальзам, которого требовали мои истрепанные нервы. С Элиссон и Софи мы обсуждали всевозможные ткани, сделали почти десяток эскизов домашней одежды для двух ее кукол, долго выбирали и спорили, и даже пригласили в качестве третейского судьи Алекса.
Как и многие мальчики его возраста, он был вполне равнодушен к внешней роскоши своих одежд, ценя в ней исключительно удобство. Возможно, потому, что его туалеты в малом Шанизе разительно отличались от неудобной и тяжелой одежды, которую ему приходилось иногда носить на публике. Разумеется, публичные выходы для ребенка не были слишком уж частыми. А я с улыбкой каждый раз говорила ему:
— Помни, сын мой, что власть — это не только удовольствие, но и большая тяжесть.
Пусть сейчас это звучало скорее как шутка, но с возрастом он сможет оценить всю правдивость утверждения. Однако сейчас ему предстояло выбрать платье для кого-то другого. В общем, из всей кучи представленных на его суд рисунков он выбрал, почти не глядя. Ткнул пальчиком в самое неудобное, зато самое яркое платье.
Решив не спорить с будущим владыкой королевства, я вполне серьезно кивнула головой и сказала: