Красная рябина
Шрифт:
Мурец оглянулся, не увидел ребят и стал красться обратно: он знал, что это игра. Он крался потихоньку, заглянул в неглубокую яму у дороги, крадучись обошел куст и подошел к дереву. Увидел ноги и поднял голову, и как только его глаза встретились с глазами Митьки, скачками понесся от дерева прочь, вперед. Ребята пробежали немного за ним, чтоб доставить ему удовольствие, и снова спрятались за стожком сена. Просто хорошо играть с Мурцом: он никогда не отказывается водить.
День был солнечный, теплый, Вовка такой верный, ни в чем не
Совсем неожиданно подул ветер, откуда-то срочно нагнал туч.
— Дождь будет.
— Будет, так недолгий, — заметил Митька. — К ненастью рыба не клюет.
Митька встал, раздвинул кусты, и там обнаружилось сухое песчаное местечко. Над ним густо и непроницаемо для дождя и солнца сомкнулись ветки.
— Здесь можно переждать.
— Хорошо как! — восхитился Вовка.
Видно, Митька не первый раз прятался здесь, потому что он пошарил в кустах и вытащил оттуда батог. Этим батогом он подпер сплетенные над головой ветки, и стало уютно, будто в шалаше.
И только они устроились, как полил дождь — крупный и бойкий. Мурец сел у самого входа и с любопытством смотрел за дождем.
— Как гвозди в землю вбивает, — сказал Вовка.
— Ага. А к нам ни одной капельки.
И оттого, что в их укрытии было так надежно, и оттого что куст, под которым они сидели, и другие кусты вокруг шумели вместе с дождем так, что шум казался не просто шумом, а особенной, ни на какую другую не похожей музыкой, под которую хотелось помолчать и только обязательно слышать рядом человечье тепло, Митька посмотрел на Вовку и улыбнулся ему по-старому впервые за эту неделю. Вовка обрадовался этой улыбке и заерзал, как будто устраиваясь поудобнее. На самом деле ему просто захотелось придвинуться поближе к Митьке, чтоб плечом ощущать его плечо.
— Придешь сегодня к нам? — спросил он.
— Там видно будет.
— Приходи, а то Тайка опять повадилась. Сидит и сидит, спасу нет.
— Моя бы воля, я бы ее из деревни насовсем выгнал.
— И я.
Ребята примолкли.
— И косы-то у нее, как прутики, — ни с того ни с сего сказал вдруг Митька. Вовка так и покатился со смеху.
— Ты что? С чего это ты?
— А-а, — засмеялся и Митька, — просто вспомнил, где-то я читал, что в Китае в древности наказание такое было — за косу подвешивать. А Тайку разве подвесишь — у нее и кос-то порядочных нет.
Над рекой горбатым мостом перекинулась радуга.
— Видишь, какая красная полоса, шире всех? — спросил Вовка.
— Ну?
— Бабка говорит, что это к хорошей погоде. А вот если синяя широкая, то к ненастью.
— Жалко, я своей бабки не помню, тоже, наверное, всякого добра знала.
— Наверное, — искренне посочувствовал Вовка другу и стыдливо порадовался, что у него-то есть
После дождя удилось плохо, да и время уже близилось к вечеру. Стали собираться домой.
Митька резвился сегодня, как маленький. Честно говоря, наскучал он без Вовки, да и мысли были всякие нехорошие. А сейчас все было, как раньше, и то, что говорила тогда Тайка, казалось не больше как брехней, вредным делом рыжей чучелы. Забыл он, что ли, какая она?
Он нацепил на крючок рыбину и стал поддразнивать Мурца: как только Мурец прицеливался схватить ее, он дергал удочку высоко вверх, и Мурец делал уморительные прыжки вслед за ней. Он изгибался, как заправский акробат, как дрессированный морской лев, и время от времени поглядывал на Митьку — так ли я делаю?
И вот, когда он волчком стал кружить за вращающейся удочкой, Митьке пришла одна удачная мысль.
— Ну, чучелка, держись.
Он поделился ею с Вовкой. Тому эта идея тоже пришлась по вкусу, и ребята, довольные, принялись обсуждать ее.
Чтобы их не было видно с дороги, они спрятались в кустарнике, ограждающем теть Пашин участок. Длинная капроновая леска, прозрачная и слегка припорошенная пылью, совсем незаметно протянулась от них к дереву по ту сторону дороги. Пока что она лежала на земле, ждала своего часа.
По леске, не заметив ее, проехал велосипедист, протопал со станции машинист Павел. И наконец показалась Тайка. Шла быстрым, очень подходящим шагом.
Когда она подошла совсем близко, мальчишки рванули леску, и Тайка по-цирковому перекувыркнулась и шлепнулась на землю. Ее разинутый рот, вытаращенные в испуге, ничего не понимающие глаза рассмешили ребят. И хотя они договорились скрыться потихоньку, чтоб она не знала, на кого ябедничать, они все-таки не выдержали и расхохотались.
Тайка увидела их и первое что она сделала — торопливо одернула задравшееся платье.
Митька поразился — она это сделала точь-в-точь как его мать, когда однажды при нем нечаянно поскользнулась на глинистой дорожке. И сразу стало не смешно. Даже кисло. Он толкнул в бок еще хохотавшего Вовку: «Пошли».
Тайка ли пожаловалась, или видел кто — рассказал матери, — только вечером она накинулась на него. Он и не помнит, чтоб видел мать когда-нибудь такой злой.
— Что тебе сделала эта несчастная девчонка? За что ты ее мучаешь? Возьму вот хворостину да, как маленького, отстегаю.
Митька аж задохнулся от такой несправедливости.
— А ты знаешь, что она про тебя болтает? Знаешь? Знала бы, так не заступалась. Она говорит, что ты замуж за дядю Никифора выходишь, вот!
С матери сразу слетел злой вид. Она стихла, сникла. Повернулась, стала убирать на столе.
— Разве я такая старая, что мне замуж нельзя? — вдруг негромко спросила она.
Значит, это правда! У Митьки закачалось все перед глазами. Значит, не зря люди болтают, и Тайка совсем не виновата?