Красная рябина
Шрифт:
— Нашел маленьких, — обиженно загундосил Вовка.
Митька рассудительно заметил:
— Старушка даром не пойдет. Что мы, обед себе не сварим? Или дверь запереть забудем?
— Через три года паспорт получать, а тебя все ребенком считают, — подсказал Вовка.
Дядя Никифор замахал руками.
— Погодите, погодите! Еще и путевки никакой нет, а вы уже… Вы вот что — старайтесь, учитесь как следует, за матерью ухаживайте, тогда и видно будет, какой вы народ — самостоятельный или не очень, можно вас одних оставить или нет.
Попозже спросил:
— Скучаете по деревне?
— Не-а, — за двоих ответил Вовка.
Без интереса, но Митька все же одолел Жоржа Сименона: надо же было отдавать книгу.
Кира
— Вот замечательная книга, — сказала Кира и дала ему книгу «По нехоженой земле».
Книга и верно оказалась замечательной. Митька не только сам прочитал ее, но предложил и Вовке. И когда снова пришел к Кире, уже сам попросил еще что-нибудь такое же.
Так он и не заметил, как стал постоянным читателем Кириной библиотеки.
Теперь бывало, что он не только слушал Киру, ее советы, но и спорил иногда с ней, доказывая, например, что книги стоит читать только о путешествиях, ну и некоторые исторические, вроде «Степана Разина».
— Нет, — не соглашалась Кира. — Ты рассуждаешь… по-детски. Тогда ничего не надо — ни музыки, ни живописи, ни кино. Ты же ходишь в кино? А зачем?
— Зачем… там жизнь показывают.
— Хорошие книги тоже жизнь показывают. Зато книга всегда с тобой — и когда ты болен, и когда в дороге. Нет, ты просто не думал об этом, потому так и говоришь.
Честно признаться, Митька был согласен с Кирой, но уж очень ему хотелось доказать ей, что у него тоже есть свое собственное мнение, чтоб она не считала его за глупого. По этой же причине ему нравилось рассказывать ей о том, чего она не знала. А не знала она порой самых простых вещей, которые у них в деревне знал любой малый ребенок.
Как она удивилась, когда узнала, что хлеб зимует под снегом. Она сначала не верила, думала, что Митька смеется над ней.
— Ведь хлеб сеют весной, — стояла она на своем. — Вон и в газетах пишут: «Проведем весенний сев в срок». А никогда не видела «проведем зимний сев».
— Не знаю, как там в газетах пишут, а только яровые сеют весной, а озимые осенью. О зиму сеют, понимаешь?
И это объяснение как-то сразу убедило Киру.
— Надо же, я ведь сто раз слышала «озимые, озимые», а ни разу не задумалась, почему они так называются. А как же снег, мороз? Не вредно для зерна?
— Когда снег — это хорошо, он зерно прикроет — никакой мороз не страшен. А вот если снега нет, тогда беда. Вымерзает хлеб. Тогда весной землю под яровые перепахивают.
Однажды, когда они одновременно вышли из своих квартир, она спросила:
— Ты гулять или по делу куда?
— Так просто, — ответил он.
— Если тебе все равно куда идти, проводи меня. Мне надо к маме на работу.
Сначала Митька немного испугался: провожать девчонку. Но она сказала об этом как о самом простом деле, словно это по-городскому ничего не значило, и, боясь показаться деревенщиной, а еще потому, что это было ему приятно — идти с ней, он молча зашагал рядом.
Они шли по сырому городу, по хлюпающему после первого снега асфальту. Было промозгло, и Митька поеживался в своем коротком пальтишке. Кира после болезни была одета тепло, уже по-зимнему. Из-под капюшона, отороченного белым мехом, виднелись темная челка и темные блестящие глаза. И Митька видел, как прохожие, все как один, смотрят на Киру, а некоторые даже поворачивают голову вслед за ней. А она идет себе и спокойно разговаривает с Митькой, как будто ничего не замечает. А может быть, и в самом деле не замечает. В общем, здорово это у нее получается.
У одной витрины с платьями Кира остановилась.
— Смешно,
И вдруг в ушах у Митьки тоненько зазвучало: «Я когда вырасту, обязательно стану портнихой. Я всем-всем буду шить красивые платья». Сразу стало тревожно, словно обронил или потерял что-то очень нужное.
Но Кира позвала его дальше, потом они спешили перебежать дорогу перед колонной моряков, и Митька отвлекся, забыл минутную горечь…
Опять побежали дни за днями. Ребята втянулись в школьную жизнь, подружились со своими одноклассниками, приобрели врагов из параллельного седьмого, и не верилось, что учатся они в этой школе всего-навсего три месяца.
И вот тогда, когда начало казаться, что все прошлое давно позади, когда новое перестало быть новым, а стало привычным, будничным, тогда и случилось это…
После школы сидели за столом и, ожидая обеда, делали уроки. Вовка писал сочинение, что-то шептал про себя, черкал… Мать возилась на кухне, бренчала посудой. А потом из кухни потянуло знакомым. Митька насторожился, принюхался. Пахло жареной рыбой. Но здешняя рыба пахнет по-своему, а у этой был нежный речной запах.
И сразу припомнилось, как, бывало, мать жарила на загнетке карасей, которых приносил он с Вороны, как крутился возле его ног, жадно урча, Мурец, как отлично было, назябнувшись на реке, разуться, прошлепать босиком по чистым, сухим половицам, ощущая каждой жилочкой, как вливается в тебя домашнее тепло… И Вовка там был не такой, как здесь. Там они вместе гоняли по лесу, вместе с ребятами прятались вечером за гумнами, чтоб подольше не идти домой. Вспомнился Ваня, который всегда первым вылезал из убежища, а ребята всегда ругали его за это… Вспомнилась Тая. Как стояли они тогда на берегу ручья, и в ручье было видно царапину на коленке. Как вечерами загоняли они коров по домам. И воздух был теплый, пропахший парным молоком. А в сумерках светилось Таино платье…
Он очнулся и увидел, что сидит, уставившись в окно. Вовка все так же строчит в тетради. А за окном небо — серое, низкое, как крыша. И как через худую крышу льет бесконечный тягучий дождь.
Откуда-то на Митьку свалилась тоска. Она ныла в груди, как ноет больной зуб. Он встал, прошел по комнате, заглянул к матери на кухню, выпил воды. Тоска не проходила. Тогда он вырвал из тетради листок и подвинул к себе чернильницу.
— Сочинение? — озабоченно спросил Вовка.
— Ага.
Здравствуй, Тая!
Как вы все там живете? Ты извини, что долго не писал, все некогда было. Теперь я уже на все насмотрелся и ничего мне уже больше не надо. Эх, были бы у меня крылья, полетел бы домой. Как там у нас все? Какие изменения? Ты мне все подробно опиши, мне здесь про все интересно знать. Вернулся ли твой отец? Еще тебя прошу — узнай у Вани, нашел ли он крючки в коробке от монпансье, которые я ему под крыльцо засунул, когда уезжал. А то, может, они там все заржавели. И еще просьба: сходи к бабке Настасье, узнай все про Мурца, а то она письмо прислала, а про вето ни слова, как будто его и на свете нет. А может, он от нее сбежал? С ответом не задерживай и пиши побольше. Всем ребятам привет. А если кто хочет — пусть мне напишет, я сразу отвечу.
Он выбежал на лестницу, чтоб поскорее отправить письмо. В это время на лестницу вышла Кира со своим отцом — морским офицером. И наверное, оттого что они были вместе, Митька вдруг сразу узнал их. Это были те пассажиры с поезда, которых он видел у себя на станции, когда торговал ягодами. Митька так растерялся, что забыл поздороваться, Кира сама сказала:
— Папа, вот это и есть Митя.
— Очень приятно, будем знакомы, — сказал Кирин отец и протянул руку. — Михаил Николаевич.
— Дмитрий, — едва шевеля пересохшими губами, сказал Митька.