Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

Синельников Михаил

«Истерзанное женскою изменой…»

Истерзанное женскою изменойИ частым пьянством до потери сил —С улыбкою и мукой неприменной —Больное сердце он в груди носил.Тогда я был не чуток и не зорок.По чьей-то просьбе мы автомобильЗакатывали с гиком на пригорок.Он задыхался. Оседала пыль…А, впрочем, и тюрьма его сгубила.В культурно-воспитательную частьС лесоповала зазывало било,Поэзии добавилась напасть.

«Нелёгкую Господь послал судьбу…»

Нелёгкую Господь послал судьбу.Из мёрзлой зоны выйдя хилым,

квёлым,Болезненным, красив он был в гробу,И сумрак озарился ореолом.Иль с теми так случается всегда,Кого полюбят, несколько жалея?Вот протянулись долгие года,Но с ними этот облик лишь светлее.С годами лишь роднее стали мы,Теперь понятно странное дотолеПрямое предпочтение тюрьмыСтоль неизбежной лживости на воле.

«Всё времени не различаем…»

А.Ц.

Всё времени не различаем,А ходит метла, шелестя…Ночные беседы за чаемПрипомнишь полвека спустя.И утренних шумов докуку,И жар набежавшего дня,И чуткость к блаженному звуку,Который ведь был у меня.И речи о чём-то высоком,Звучанье излюбленных строк,И знанье его, что за срокомДругой образуется срок.Молчанье о лагерной жизниИ драмы домашней печаль,И нежность в самой укоризне,Меня провожающей вдаль.

«Метро тбилисского inferno…»

Метро тбилисского inferno.Хмельная в обликах ленца.И подземелья воздух серныйТечёт до самого конца.Вот путь до кладбища в Навтлуги,Где все застыли времена,И память о покойном другеСухой листвой занесена.В дни угасанья часто к звёздамОн устремлял пытливый взгляд,И что сулила эта роздымьДесятилетий пять назад?Он спрашивал ночного гостя:«Как будешь дальше жить?», и тыКак будто уменьшался в ростеОт многозвездной темноты.Был всплесками всезрящей мощиТвой путь овеян и повит…Он, может быть, из райской рощиС упрёком на тебя глядит.

«Осела сакля лет за сорок…»

Осела сакля лет за сорок.Хозяин в городе, и с горНа кровлю гулкий сходит морок,И это демонов раздор.Здесь бесы развелись повсюдуИ заселили пустоту,И, в их кругу подобна чуду,Белеет яблоня в цвету.Единственная в той теснине,Мне в одиночестве онаВсё вспоминается доныне,И длятся года времена.А вот и яблоко опалоИ кто-то поднял… Эту вестьДоставит эхо с перевала.Для кровной мести повод есть.

Горная дорога

Мгла. Ущелья воздух звонкий.Свист и грохот без конца.То стреляют амазонки,Жёны старого жреца.Муж в отъезде. Злые нравы.Духи гор со всех сторон.И цепные волкодавыВоют путникам вдогон.Долог путь в реке по горло,Путь в камнях, по глыбам льда.Нам дорога ноги стёрла,День и ночь вела сюда.Вот, однако, эти сакли,Где толпа с утра пьяна.Вот мы сели и обмяклиОт ячменного вина.И похищенной невестеПоздравленья шлём, отпив.От преданий кровной местиКрасный в сумраке отлив.

Из новых стихов

Руставели

Весна родная, млечно-алычовая,Монастыри на кручах, облака…Твоей души владычица парчёваяВошла в твои реченья на века.Созданье сберегут священножители,И образ твой, столетьями храним,Окажется сокровищем обители.Не зря пришёл ты в Иерусалим.И в святости твой облик увеличится,В твою державу превратится храм,Где твой кумир, царица и владычицаК твоим припала праведным стопам.

Галактион [20]

А ведь настолько невзлюбил собратьев,Уж так их презирал, что напоказ,Давно брезгливость прежнюю утратив,Мог выпивать с расстрельщиком не раз.Потом с усмешкой слышал разговоры.Грустил об Ольге и не прятал слёз.В ломбард однажды после пьяной ссорыПиджак с высоким орденом отнёс.Всё снился голос предрассветно-ломкий,И в двери стук, и револьверный ствол.Он всё собрал и, завязав тесёмки,Две пухлых папки положил на стол.В одной – «Стихи», в другой – «Стихи для этих»;По толщине одна другой равна.И знал, что будет жить в тысячелетьях,В них вывалился, прыгнул из окна.

20

Галактион Табидзе(1892–1959). Его первая жена Ольга Окуджава была расстреляна в 1941 г.

Ираклий [21]

В мой сон через метель утратИ декорации спектаклейПришёл поэт-лауреат,Герой труда и друг Ираклий.Ну, да, при нём я не тужилВ безумстве жизни, шедшей кругом,И переводчиком служил,И был советчиком и другом.Он едок был и так угрюм,Но широка была натура,Любил я этот хищный ум,Меня угадывавший хмуро.Вот входит через много лет,Такой суровый и бывалый.Ещё с лица не стёрся следВремён террора и опалы.И вспыхнули в душе моейГода его карьеры ранней —И разрушение церквейИ неуклонность покаяний…И в сердце – юный непокой,Как будто жизнь ещё в начале,И долгий разговор такойС тем, кто на звездной Ортачале [22] .

21

Ираклий Абашидзе (1909–1992) – грузинский поэт.

22

Ортачала – старинный район Тбилиси.

«Привык я пить вино…»

Привык я пить вино,Внимая их рассказам.От бывшего давноУм заходил за разум.Бурлили в той далиПиры всё изобильней,А судьбы протекли,Как виноград в давильне.За семинарский бредИ матери побоиИм всем держать ответПришлось перед тобою.И уточнялся счёт,Как схимника минея,А время всё течётИ всё поёт, пьянея.Всё заплатил сполнаТот город под горою,И полная лунаСтояла над Курою.