Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

Синельников Михаил

«За перевалом спустишься к реке…»

За перевалом спустишься к реке,В густую непрерывность канонады,Во мглу теснины. Вот невдалекеСвирепой пены белые громады.Пойдёшь из блеска и гремящей тьмыТуда, где обозначилась дорога.Покатые потянутся холмы,До вечера ещё их будет много.Но после гор уже не устаёшь,И чудится, что отдыхают ноги.Идти, лелея радостную дрожь,Ты можешь вечно по такой дороге.С тобой навеки всё, что миновал…Как вдруг круженье на подъем похоже,И

в нежной дымке – новый перевал,Которого не одолеть… И всё же…

Художница

Г. Х.

Вижу, вижу две каморки,Тесный морок, и в однойРаздаётся из-за шторкиГолос матери больной.А в другой течёт и длитсяМир безумий и чудес,И премудры злые лицаКоролев и клоунесс.Кофе с чахлым хачапури,Запах краски, ералаш,Море яркости и хмури,Мир знакомый и не наш.Вот какая мастерскаяУ художницы была.Чёрным ходом выпуская.Отворачивалась мгла.В заключенье каждой встречиТам, на лестнице крутой.Что-то падало на плечи,Обдавало пустотой.И, рывком толкнув к перилам,Накрывая все цвета,Вихрем духов многокрылымНабегала темнота.

«И с возрастом утрата цвета…»

Р.К.

И с возрастом утрата цвета —Исчезли краски прежних лет,В густых снегах лишь снится лето,И воцарились тьма и свет.И этот свет многосоставен,И столь же скрытен, сколь открыт,И темноте, конечно, равен,И эта тьма тебя слепит.В её мерцанье пишет Пимен,И оживают времена,А в живописи цвет интимен,Лишь форма Промыслу верна

Сурб Саркис [14]

К.А.

И старцы дряхлые Тифлиса,Бывало, только одного —Ещё дожить до Сурб Саркиса —Хотели, только и всего.Всё тает в городе любимом,И это самый воздух пьян,Смешавшийся с шашлычным дымом, —Такая радость у армян!Но знали праздник и грузины,Все языки, что жили тут…И вот уж лёгкие корзиныС цветами первыми несут.Вот жизнь промчалась, как неделя,И невозвратен мой Тифлис,Но веет розами апреляВесны предшественник Саркис.

14

День святого великомученика Саркиса, отмечаемый армянской церковью 11 февраля.

Из книги «Язык цветов»

(2023)

Грузинское

Так волновало это пеньеИ в нём рыданьеИ гордое долготерпенье,И ожиданье.Народа мудрость и наивностьИ с жизнью ссора,Мечтательная заунывностьГлухого хора.

«И когда иссякает терпенье…»

И когда иссякает терпеньеИ сникаешь от разных забот,Погрузиться в грузинское пенье,Как уйти в беззаботный народ!Только вряд ли он впрямь беззаботен.Вот, задумчив и даже сердит,Он с клеенчатых чёрных полотенНа течение жизни глядит.Оттого и нужда в каламбуре,Что соседствует с пиром беда.О печали сказать, балагуря,Это надо уметь, господа!Плещет море лазоревой нивой,Отозвались глубины земли…С этой грустью, отчасти шутливой,Совладать никогда не могли.

Кахетия

В осенний воздух там вина плеснули,Из всех давилен влили поутруКиндзмараули и напареули,Кварели, телиани, хванчкару.Вот в эти виноградные долиныПриехать с ней, и в сёлах там и тутВзломают исполинские кувшины,Ковшами с плеском влагу зачерпнут.Увлечь её, не слыша отговорок,Невыносимый оставляя быт!Ты опоздал, конечно, лет на сорок,И жизнь прошла, но вариант пьянит.

«Будь уверен в одном: как при кесарях, как при эмире…»

Будь уверен в одном: как при кесарях, как при эмире,При царице Тамаре, при Берии, ночью и днёмВсё рождается хлеб и колеблется пламя в тандыре.Вот вернёмся туда, этот воздух горячий вдохнём!Перебои с мукой и один перерыв с перестрелкой…Но остался собой этот город по воле судеб.Чьи-то жизни сожгли, избавляясь от ветоши мелкой,И опять горячи и вечерний и утренний хлеб.

«В той сакле пищу я отведал робко…»

В той сакле пищу я отведал робкоОх, до конца не ведая, что ем…Была из мяса белого похлёбка.В одной же из прославленных поэмО прозорливом горце говорится —Он, случаем вкусив отвар из змей,Постиг, что птица напевает птице,Что волк волчице сообщил своей.Я и теперь во власти этой тяги.Как будто слышу вновь издалекаО чём с горами говорят оврагиИ что бормочет бурная река.

«Все времена сверх всяких вероятий…»

Все времена сверх всяких вероятийСлились в одно, и, всматриваясь в мрак,Однажды ночь провёл я на кровати,Где Бабель до меня и Пастернак.Какие гости знали этот город!И я за ними плёлся по пятам.Так день горячий был тягуч и долог,Так быстро годы пролетали там!Здесь очередь была за гонораром,Тут Заболоцкий рылся в словареИ в тот же дом по закоулкам старымЕсенин шёл из хашной на заре.

Тициан Табидзе

Дивуясь каждому соцветию,Идти весной в страну кистин,В Сванетию, иль в Хевсуретию,В край заповедных палестин.Там луговины изобильныеИ синие от генциан,И воды малые, но сильные,И твой вожатый – Тициан.Не тот, прельщенный догарессами,Не веницейский Апеллес,Искусник с нежными навесамиАдриатических небес.А здешний, слившийся с пейзажами,И на воздушном кораблеВот в это небо взятый заживо,Когда пытали на земле.