Краткий миг
Шрифт:
– Зачем ты приехал? – после паузы сумела сформулировать она.
Он на несколько секунд задумался, чуть сморщив лоб, и наконец ответил:
– Не знаю.
– Как не знаешь? – удивилась она. – Ты же зачем-то приехал?
– Чтобы быть здесь. – Он помолчал, словно пытаясь сообразить, что бы ещё сказать, но не придумал и проговорил только:
– Лучше я не умею объяснить.
Они ещё некоторое время молчали. Может быть, долго. Прасковья попыталась пить свой зелёный чай, но получалось плохо: чай совсем остыл.
Он тёр лоб, закрыв лицо ладонью. Прасковья почему-то всё время видела его обручальное кольцо.
– Парасенька, –
Он говорил монотонно, точно докладывал начальству, и в конце доклада словно выдохся и безмерно устал. Прасковья жадно смотрела на него и молчала. Не могла говорить. Они ещё посидели молча, неотрывно глядя друг на друга.
– Парасенька, может быть, хочешь поужинать? Ты ведь с работы, как я понимаю, а здесь, кажется, несколько приличных ресторанов, – в его голосе была смертная тоска.
2
Прасковья отрицательно покачала головой. Как удивительно: двадцать с лишним лет назад они гуляли в этих местах, и он всегда заботился о том, чтобы её повкуснее накормить. С этого всякий раз начиналась их встреча: она выходила после занятий, и они шли обедать. И ей это очень нравилось: поесть в хорошем ресторане было тогда для неё ценной оказией.
– Нет, Богдан, спасибо, не хочу, – помотала она головой. – Я…я обнять тебя хочу, – это выговорилось само собой.
Он сделал едва заметное движение от неё и взглянул с испугом.
– Когда-то мы с тобой ходили в театр и на каток – помнишь? Есть теперь каток на Красной площади? – он ещё раз чуть отодвинулся, улыбнувшись жалкой улыбкой.
– Кажется, нет, – покачала она головой. Выходит, он, как и она, вспомнил самое начало. – А если б был, мы пошли бы с тобой на каток? – усмехнулась она. – Ты, в самом деле, помнишь то время?
– Конечно. Всё-всё помню. – Он словно посмотрел куда-то вглубь себя. – «Царя Бориса» в Малом театре помню, – он улыбнулся той же жалкой полуулыбкой.
– Прошли те времена,Когда Руси шатание и бедыВрагам над ней готовили победы!Она стоит, спокойна и сильна,Законному– продекламировала Прасковья из «Царя Бориса». Голос был почему-то хриплый и грозил оборваться.
– А ведь и впрямь, кажется, так, – откликнулся он всё так же бесцветно. – Кажется, Русь стоит. И это вселяет сдержанный оптимизм. Слава Богу, что не случилось большой смуты.
– И твой вклад весьма велик в то, что не случилась, – она протянула руку к его руке, но ему вдруг понадобилось размешать давно остывший кофе. Она почувствовала себя оскорблённой.
– Ну, всё то, что было – это ургентная мера, кавалерийская атака, на ней жизнь не построишь, – отверг он её похвалу. – Страна должна богатеть, планомерно укрепляться, вооружаться. Это единственная надёжная мера против смуты. А правда, что страну переименуют в Русь? И к ней присоединится несколько ближних стран?
Он говорил с усилием. Ей показалось, что говорит он об этом, чтоб не говорить о чём-то ином, что хочет скрыть.
– Да, есть такая идея… но вряд ли… – ответила она рассеянно. – Богдан! – решилась она наконец, – Мне бы хотелось побыть с тобой… как это сказать… наедине, в замкнутом пространстве. Без людей.
Он молча смотрел на неё, словно опять не понимая, чего она хочет.
– Давай поднимемся в твой номер, – попросила она. – Пожалуйста.
– Парасенька, но… видишь ли… – он замолчал.
Прасковья почувствовала, что вот-вот расплачется от обиды. Он решительно отвергал её. А она – обидно его любила. Все эти годы любила. И сейчас любила до боли, до умопомрачения. У него есть жена? Бог мой, какая разница! Кому станет плохо от того, что обнимет его? Прижмётся к телу, положит голову на грудь, на самую шёрстку. Она столько лет мечтала об этой шёрстке. А он категорически этого не хочет. Она собрала остатки достоинства.
– Хорошо, Богдан. Рада, что мы увиделись. Уже поздно, мне пора. – Она сама понимала, что голос её звучит жалко. – Провожать меня не надо. – Она поспешно встала, ощущая, что вот-вот брызнут слёзы.
– Парасенька, – он тоже встал и впервые прикоснулся к ней – взял за обе руки. – Парасенька, не оставляй меня! Побудь ещё чуть-чуть. Я понимаю, тебе надо быть дома, тебя, наверное, ждут, но… прошу тебя, ещё чуть-чуть. Его голос звучал умоляюще. Она освободила руки.
– Ты хочешь ностальгически вспомнить былое и одновременно сохранить верность своей жене? – проговорила с плаксивой иронией.
– Ничего не понимаю! – растерялся он. – О чём ты, Парасенька?
– Ну, ты же сказал, что у тебя есть жена. Вероятно, ты, как честный человек, желаешь быть лояльным. – Он слушал с напряжённым недоумением. «Господи, как идиотски я выражаюсь!» – мелькнуло у неё в голове.
Неожиданно он рассмеялся. Смех был дребезжащий, старческий; прежде он так никогда не смеялся.
«Господи, за что? Зачем он смеётся надо мной?»
– Ну да, у меня есть жена. С которой я обвенчан. А то, что ты подумала, настолько абсурдно, что такого вздора я и вообразить не мог. Потому тебя и не понял. – Он смотрел на неё с грустной иронией взрослого по отношению к ребёнку. – Ты совершенно меня забыла, Парасенька. И помимо этого, вовсе не представляешь себе той жизни, которой я жил. Это хорошо, что не представляешь, не надо тебе этого. Но не бросай меня сейчас, ладно?