Краткий миг
Шрифт:
– Парасенька, я постараюсь.
– Что постараешься? – не поняла она.
– Постараюсь привести свою потрёпанную тушку в порядок, – он улыбнулся, – чтобы чуть-чуть тебе нравиться. Знаешь, я когда-то ужасно гордился, что тебе нравлюсь. Я и сейчас очень-очень этого хочу – тебе нравиться. Ну хоть чуть-чуть… – его голос прозвучал жалобно-просяще, что к нему не шло. – Я подкачаюсь, потом схожу в какую-нибудь приличную косметическую лечебницу: пускай они меня подшлифуют; наверняка ведь, есть какие-то способы. В общем-то я умею приводить себя в порядок: поначалу я и ходил-то еле-еле, а сейчас даже слегка бегаю. Разыщу
А ты – всё такая же красивая. Господи! Как я люблю тебя! – он прижал её к себе.
«Удивительно, как мужчины связывают с этим делом чувство собственного достоинства, – думала Прасковья. – Даже такие умные, как Богдан. Ведь это всего лишь физиологическая реакция – как пищеварение или ещё там что-нибудь».
– Я постарела, Богдан, ровно на те же пятнадцать лет, – она положила голову ему на грудь.
– Я этого не вижу, моё солнышко. Ты волшебница. Я и предположить не мог, что на эдакое способен. Правда-правда! Я такого от себя ну никак не ожидал. И всё это ты. Ты можешь всё, что захочешь, я это всегда знал.
– Я тебе ещё чертёнка рожу, – сказала она неожиданно для самой себя. И тотчас испугалась. С ним она говорила что-то неконтролируемое, хотя в остальной жизни привыкла очень взвешивать даже самые проходные реплики.
– Господи, неужели это возможно? – прошептал он с растерянным изумлением.
– А тебе бы хотелось? – она поцеловала его седую шёрстку.
– Конечно, хотелось бы, родная. Но всё это так потрясающе, так невероятно… я не в силах этого переварить. Это совершенно невозможное, нездешнее счастье. В этой жизни такого не бывает.
– В этой жизни пора вставать, – она поцеловала его шершавую щёку. – Позавтракаем не торопясь. Когда начинается тут завтрак – в семь?
– В полседьмого, – ответил он.
– Тем более пора. Я люблю в поездках приходить рано на завтрак.
Он мгновенно собрался, как всегда делал в прежней жизни. Она умылась и ощутила стянутость кожи: крема для лица не было. «Как привязан современный человек ко всей этой муре: крема нет – и уж жизнь не в жизнь, – подумала Прасковья. – Как раньше-то люди жили?». Впрочем, сто лет назад в её годы женщина была начинающей старухой, а она – почти юная невеста собственного бывшего мужа.
Они спустились по лестнице, держась за руки, как ходили когда-то.
– Девочка моя любимая! – он украдкой поцеловал её куда-то повыше уха.
Сели возле окна, с видом на Исторический музей. Он сидел напротив неё и молча глядел с печальной лаской. Глаза его лучились, окружённые сухими морщинками. И были они голубыми: с чего она взяла, что глаза его стали серыми?
Она почувствовала, что голодна: не ела со вчерашнего обеда.
– Давай возьмём чего-нибудь, – сказала она. – Ты что ешь на завтрак? Кашу «Пять злаков»? – напомнила она о том первом в их общей жизни завтраке. Он рассеянно улыбнулся: не понятно, вспомнил или нет.
Она наложила на тарелку вкусной снеди и принялась её уписывать. Прасковья всегда наедалась на завтраке в хороших гостиницах. Просто рефлекс какой-то: наесться на хорошем шведском столе. Как ни преуспела она на ярмарке житейской суеты, а всё осталась девочкой из провинции.
Богдан взял блин, поковырял его и недоел.
– Давай я тебе принесу чего-нибудь вкусненького, – предложила она: её встревожило полное отсутствие у
Подошедший официант налил им кофе.
– Кофе – это, пожалуй, то, что нужно, – улыбнулся он. – По утрам мне редко хочется есть.
– Послушай, Богдан, а чём тебя кормили… там? – смущаясь, спросила Прасковья.
– Ты будешь смеяться, – улыбнулся он. – Собачьей едой.
– Правда что ли? – растерялась она. – Прямо собачьей?
– По виду совершенно собачьей: коричневые хрустящие гранулы. Давали на день синюю пластиковую миску таких гранул и двухлитровую бутыль воды. Этого хватало для поддержания работоспособности. Гранулы были даже персонифицированные: в них подмешивали что-то нужное именно данному нумеру. Время от времени брали кровь и на основании анализа определяли, что подмешивать. Проявляли, можно сказать, заботу о людях. Так что питание там было вполне здоровое, – он иронически усмехнулся. – Побочным эффектом такой кормёжки была полная потеря интереса к еде. Я никогда не был особым гурманом, но в прежней жизни кое-что всё-таки нравилось: хорошие стейки, виноград, помню, нравился. А теперь всё это совершенно отпало. Жую, просто чтоб были силы.
– Ну ведь когда-нибудь ты чувствуешь голод, – растерянно настаивала она.
– Наверное… – неопределённо произнёс Богдан. – Но это проявляется как-то по-другому, не так, как раньше. Я просто слегка слабею и тогда понимаю, что надо что-нибудь съесть – всё равно, что.
– Чёртушка, вот и съешь что-нибудь, пожалуйста. Ну, за папу-за маму-за Просю – ладно? И не беспокойся, пожалуйста. Я всё улажу, – она прикоснулась к его руке. – Мы будем жить вместе, всё будет хорошо. Я разведусь с мужем; у нас нет несовершеннолетних детей, в этом случае предусмотрена упрощённая процедура, хотя вообще-то после революции новая власть развод усложнила. Я откажусь от раздела имущества, и Гасан с лёгкостью со мной разведётся. Для него имущество – это очень важно, а тут он получит всё, сто процентов. От такого варианта он не откажется. Никаких чувств между нами нет, да и не было никогда.
– Тогда, прости, зачем вы поженились? – с усилием произнёс Богдан.
– Глупо звучит, но оба мы женились по расчёту. Он не может иметь детей, чем-то переболел в детстве, я, признаться, не вникала. А тут хорошие дети, двое разом. А с моей стороны… просто из удобства.
– Парасенька, ты сильно всё упрощаешь, – он потёр середину лба. – Да, сильно упрощаешь. Я абсолютно не знаю твоего мужа, разве что прочитал в интернете в связи с тобой, но для меня совершенно ясно, что он не заслуживает того, чтоб о нём говорить с такой лёгкостью. Он, безусловно, масштабная личность, и я его очень уважаю.
– Но ты же его не знаешь, – удивилась Прасковья.
– Разумеется, не знаю, – подтвердил Богдан. – Но одно то, что человек создал значительный бизнес – уже говорит о том, что это масштабная личность. Бизнес соразмерен человеку. Мелкие людишки способны только критиковать правительство и требовать пенсий. Бизнесы создают крупные люди. И второе, – он грустно улыбнулся. – То, что этот человек… не будем тревожить слово «полюбил» – скажем «обратил внимание» на тебя и даже решился связать свою жизнь с твоей, и ты ведь согласилась! – это говорит о том же самом. Это масштабная личность с безупречным вкусом.