Краткий миг
Шрифт:
– Это косвенный комплимент самому себе? – насмешливо спросила Прасковья.
– Нет, – отверг Богдан её насмешку. – В моём случае было иначе. Ты мне была дана свыше. Ты – моя судьба, моя суженая. К тому же я не создал никакого бизнеса, – улыбнулся он. – А что до вкуса, – добавил он после небольшой паузы, – то да, у меня хороший вкус. Словом, коротко говоря, твой муж не заслуживает того, чтобы отодвинуть его как мелкое препятствие или обронить по дороге. Это плохое свойство, вероятно, имманентно присущее женщинам: если не люблю – значит, плохой. Анна Каренина, сколь я помню, тоже нашла массу недостатков и даже пороков в своём муже, когда изменила ему. И это было крайне
7
– И что, мы должны во имя масштабного человека жертвовать своими мелкими жизнями, Богдан? – Прасковья погладила его руку.
– Парасенька, родная моя, – он сбился с критического тона. – Я хочу сказать только одно. Прошу тебя всё хорошо обдумать. Я со своей стороны приму любое, я подчёркиваю: любое твоё решение. Я заведомо готов на любое место в твоей жизни, какое ты только захочешь мне отвести. Но это должно быть твоё, и только твоё решение.
– Почему моё, а не наше общее? – удивилась Прасковья.
– Потому что моё желание быть с тобой – неизменно и… и просто по-другому быть не может. Я безусловно хочу жить с тобой. И не просто жить, а быть твоим мужем. Это самое прекрасное, что я могу себе представить. Тут нечего обсуждать. Знаешь, ещё сутки назад я и помыслить об этом не мог, – он замолчал, глядя куда-то внутрь, возможно, в глубины прошлого. Потом всё-таки сделал усилие над собой и закончил. – Свободное сожительство, признаюсь, было бы мне несколько тягостно, но и его бы я принял. И даже эпизодические встречи постарался бы принять. Да что «постарался» – принял бы, конечно. Так что всё зависит только от тебя. Со своей стороны, я хотел бы одного: чтобы любое твоё решение не создавало тебе трудностей и проблем. Хотя бы больших. Потому что трудности всё равно будут. Но я всё-таки хочу, чтобы любое твоё решение хотя бы не слишком ухудшало твою жизнь. И семейную, и служебную. Ты же понимаешь, что брак или сожительство – безразлично – с таким мутным типом, как я, очевидно, не укрепит твоё служебное положение и не улучшит имидж. Подумай об этом, хорошо подумай.
Она улыбнулась:
– Когда родились наши дети, мы только что привезли их из роддома, и было какое-то недоразумение с моей мамой – помнишь? И ты тогда назвал себя мутным типом. Помнишь?
Он кивнул.
– И я тогда сказала, – продолжала Прасковья, – что желаю нашей Машке в будущем быть такой же счастливой, как я с моим мутным типом. – Богдан смотрел куда-то внутрь себя, рассеянно улыбаясь.
– Я ведь люблю тебя, Богдан, – Прасковья положила ладонь на его руку и не убрала. – И всегда любила. И всегда буду любить. Остальное как-то сложится. Сказать по правде, единственное, что меня беспокоит, это твоё здоровье. Вот этим мы с тобой должны заняться. А остальное я обдумаю, постараюсь как-то организовать. Как ты, вероятно, догадываешься, кое-какие возможности и связи у меня есть.
– Моё здоровье предоставь, пожалуйста, мне, – Богдан чуть прищурился, что в прежней жизни всегда означало у него скрываемое раздражение. – А вот чтобы тебе лучше думалось: я мутнейший гражданин Австралии Theodor Light, приехавший сюда в качестве приглашённого профессора для чтения лекций по прикладной лингвистике. По нынешним политическим нравам, как мне они видятся при торопливом и поверхностном ознакомлении, меня следовало бы немедленно выслать. Разумеется, читать лекции по прикладной лингвистике я могу и буду, мне есть, что сказать им. Но обратившись в австралийские
– В самом деле – кто же? – заинтересовалась Прасковья.
– Этот вопрос, по-моему, ответа не имеет. Но в чертовской канцелярии сделали так, они умеют.
– Но подожди, ты завтра или в другой день будешь читать лекцию. Кто-то из научной среды с тобой созванивается, сообщает тему или ты ему сообщаешь свою тему, вы согласовываете, куда приходить, что говорить. Вероятно, изображая австралийца, ты будешь говорить по-английски, значит, кто-то должен переводить? Или сейчас уже не переводят? Или ограничиваются автоматическим переводом? Тебе российским консульством была выдана виза – значит, всё более-менее в порядке. Твои покровители о тебе позаботилось.
– Мои позаботились, но не слишком. А теперь я расскажу, как это выглядит со стороны российских компетентных товарищей, – он невесело усмехнулся. – Полусамодеятельный шпион, крайне кустарно залегендированный, приезжает в Москву и, о удача! Не зря говорят, что дилетантам и дебютантам везёт. В тот же день, прямо напротив Кремля, он знакомится с чиновницей максимально высокого ранга. Шпион староват и потрёпан жизнью, но со следами былой очаровательности. – Прасковья улыбнулась, показывая, что помнит, как в начале их жизни, на Кипре, упрекала его в очаровательности. – Словом, он ухитряется уболтать даму, – продолжал Богдан. – Чиновница попадает в медовую ловушку: они проводят ночь вместе, а потом долго нежничают на завтраке. Я бы такому субъекту аннулировал визу немедленно. До следующего завтрака.
– Богдан, не надо, прошу тебя, – поморщилась Прасковья. – Я обещала, что мы будем вместе, так и случится. И будем ежедневно нежничать на завтраке, сидя у себя на кухне.
Он с сомнением посмотрел на неё своим голубым печальным взглядом.
В его номере, куда зашла она, чтобы взять свою шубу, долго стояли обнявшись. Надо уже идти, а невозможно оторваться. Вдруг больше не увидятся? В той, прошлой, жизни они легко расставались и весело встречались. Она висла у него на шее, а он кружил её. Это хорошо получалось, потому что шея была крепкая, и он – значительно выше её. А потом он подхватывал её на руки и… Вспомнила – и сладкая волна пробежала по телу.
– Я не буду тебе докучать, – он провёл рукой по её волосам. – Когда сможешь – звони, пиши. А я буду ждать. Всегда. Если не позвонишь, всё равно буду ждать.
– А что будешь делать? – спросила тоном строгой матери подростка-сына.
– Переговорю о работе. Займусь поиском квартиры и при успехе – сниму. Тебе какой район предпочтительнее? Центр, вероятно? В районе Тверской?
– Широко живут у вас, шайтанов, бывшие зеки: гостиница – так «Националь», квартира – так в Центре, – иронически произнесла Прасковья.
– Ну, деньги кое-какие у меня пока есть: я же чертовски квалифицированный… прикладной лингвист, – последнее он произнёс с усмешкой. – А серьёзно говоря, мне неожиданно много заплатили за мои подневольные труды. Ведь ты же знаешь: наш Светоносный Отец – покровитель финансов. В сущности, он ими руководит в мировом масштабе. Что ему стоит отсыпать немного старому потрёпанному чёрту за почти тринадцать лет добросовестной работы? Так что совершенного альфонса ты в моём лице не приобретёшь. Правда, тебе придётся кое в чём мне помочь.