Крепость
Шрифт:
Неужели эти сволочи просто заглушили двигатели?
Нет даже слабого шума винтов.
Я плотно закрываю глаза и сосредотачиваюсь на обоих слуховых проходах моих ушей. Я напрягаю свои тонкие, белесые нервные стволы, представляя как они, словно круги локатора, покрывают все окружающее забортное пространство и долго, долго распространяются, продвигаясь вперед, ощупывая все уголки: Мой внутренний радар.
И ничего!
Открываю глаза и преодолеваю охватившее меня напряжение проверенным трюком: Раскалываю свое «Я» на две половины. Одна половина стоит посреди лодки, сопротивляясь натискам страха, с другой же, Я — всего лишь зритель, который воспринимает все происходящее с деловым интересом — просто наблюдающий за каждым нюансом событий с напряженной концентрацией своего внимания.
Вот сейчас, например, вахтенный держит себя щепотью из трех пальцев правой руки за щеку и стягивает кожу сверху вниз, образуя при этом черную черту. Сначала эти три измазанные машинным маслом пальца являются эпицентром всей картины, а затем появляется черная черта. И к этому стоит еще добавить единственный звук этого чертова кап- каап- капанья, усиленный звенящей тишиной отсеков.
Мигающий взгляд командира скользит по мне и приводит меня в сумятицу. Мой трюк больше не работает: Дерьмо чертово!
Готовятся ли теперь эти парни там, наверху, к финальному нападению? И словно это я вызвал своим вопросом, акустик сообщает о приближении сильного шума. И затем доклады об определении местоположения целей следуют один за другим. Но в этом уже нет необходимости: Asdic можно слышать уже невооруженным ухом. Томми, должно быть, делают так специально, чтобы нас, незадолго до потопления, свести с ума этим дьявольским шумом.
И тут же снова следует серия взрывов — но довольно глухо и, очевидно, далеко за кормой.
Что это может означать теперь? Неужели у нас появился крошечный шанс уцелеть, уйдя из зоны гидролокатора — совершенно как говаривала моя бабушка: «Иногда и метла стреляет…»?
Медленно выдыхаю.
Опять наполняю легкие кислородом и еще раз и еще раз. При этом буквально чувствую, как кровь снова начинает двигаться в моем теле.
Спустя пару минут спрашиваю себя: Неужели эти сволочи действительно нас потеряли? Но это же невозможно! — всплывает в памяти испуганное выражение лица моей бабушки: Я уже хочу улыбнуться, но замечаю, как крепко сжаты мышцы моего лица: Попытка растянуть губы в усмешке доставляет мне боль.
Неужели выпутались? Ускользнули? Дьявол его разберет, выскользнули ли мы из смертельной петли в самом деле, или эти сволочи просто хотят позволить нам еще потрепыхаться. Командир и оберштурман тихо шушукаются в проходе. Стелющийся шепот скользит по проходу. Я мало что могу понять, как ни сильно навостряю уши.
Означает ли этот шепот, что командир считает, что преследование нас взрывами окончено? Правильно ли я все понял? Кажется, он сказал «… защищенный бункером шлюз»? Я никогда еще не видел защищенный бункером шлюз в La Pallice.
Но сколько времени уже прошло с тех пор, как я был в La Pallice? Три года точно. Может быть об этом написано в справочнике, да только я об этом не прочел?
Черт его знает! Не стоит ломать голову над тем, что должен значить этот их шепот. В любом случае мы упрямо движемся дальше к берегу. При таком курсе мы должны будем когда-нибудь вылезти на мелководье, а то и сесть на мель.
Едва командир отворачивается от оберштурмана, я медленно проскальзываю к пульту с картами. Всматриваясь в разложенную карту, вижу: Нам предстоит пройти между Ile de Re и De d’Oleron. Ile de Re — это крепость Saint-Martin: Отсюда отправлялись транспортные суда с заключенными к острову Дьявола! Чертовски долгая поездка, а корабли определенно не были комфортабельными.
Проход, кажется, шириной добрых 6 морских миль.
6 морских миль — это звучит как чудо. Но для нас этот проход и в самом деле является угольным ушком.
— Вам не нравится? — обращается ко мне оберштурман.
— Все же, без минного прорывателя это едва ли возможно?
— При обычных обстоятельствах, конечно — но что сегодня называется «обычными обстоятельствами»? Нам придется попробовать это…
— Просто всплыть и отправить радиодонесение?
— Слишком рискованно. Но, в конце концов, нам, вероятно, ничего не останется, кроме этого.
Сказав это, оберштурман хватает свой справочник и зачитывает вслух: «Время работы шлюза на вход охватывает в целом период от двух часов перед высокой водой, до одного часа после нее. Ночью разрешается только выходить из шлюза. Указанием подхода к шлюзу являются два красных огня на башне подлодки».
— Это ясно!
Оберштурман не реагирует на мою реплику, он пристально смотрит на морскую карту — смотрит таким образом, словно может вынудить этим своим взглядом некое внутреннее озарение.
Присяду-ка я лучше всего сюда, на ящик с картами, между повернутых ко мне задов обоих рулевых.
Присев, внезапно задумываюсь: Неужели мы действительно прорвались сквозь строй вражеских кораблей? Был ли это внешний заградительный кордон?
Если нам чертовски повезло, то только этот внешний заградительный кордон и имеется. Как бы я хотел спросить командира, что он думает о нашем положении. Где вообще находится сейчас командир? Меня мгновенно охватывает, так как нигде не могу увидеть его, новая волна страха, но тут замечаю какую-то часть командира: Его плечо и согнутый локоть в раме передней переборки: Командир сидит рядом с акустиком.
Чист ли теперь воздух? Если я сейчас спрошу командира вот так, ухмыльнется ли он, потому что здесь сокрыта слишком уж явная метафора? Чистый воздух! Когда же мне снова удастся сделать пару глотков чистого воздуха?
Чтобы успокоить нервы, перечитываю радиограмму, принятую вчера радистом:
«Морской район с центром перед Milford. Никаких ограничений. Район действий подводных лодок север и юго-восток…»
Milford Heven — Пролив Святого Георга! Мимо Milford Heven пройти прямо в Ирландское море?