Крепость
Шрифт:
— Выровнять давление! — приказывает командир. Тут же раздается резкое шипение воздуха. Задрав голову, смотрю, как командир отворачивает задрайки рубочного люка башни. Затем вижу, как его ноги поднимаются на последние ступеньки алюминиевой лесенки.
Цистерны срочного погружения снова заполняются. Лодка идет пока на электродвигателях.
Командир выпускает наверх вахту мостика. Я стою вплотную к шахте башни — словно инспектор, внимательно контролирующий правильно ли проходит процесс всплытия.
Теперь командир отдает команду обоим дизелям. Сильная встряска проходит по всей лодке от кормы до ЦП: Дизеля.
И тут же следует новая команда:
— Продуть дизелем!
Чтобы удалить последние остатки воды из балластных цистерн и предотвратить коррозию в них, цистерны 1, 3 и 5 продуваются кроме того жирным чадящим дымом выхлопных газов дизеля. Прежде всего, однако, это делается так, чтобы сэкономить сжатый воздух из баллонов сжатого воздуха.
Напряжение, которое теперь еще больше нарастает, перехватывает у меня дыхание. Хватаюсь за сердце и спрашиваю наверх, могу ли я подняться на мостик. Сверху следует ответ:
— Так точно!
Слава Богу! Аллилуйя! Но теперь, поднимаясь по ступенькам лесенки, чувствую, как затекли и одеревенели все мои члены.
Наверху меня охватывает шелковистый воздух, легкий ветерок. Я буквально кусаю его словно молодой пес.
Линию горизонта можно уже отчетливо видеть. Я даже могу узнать проблесковое мерцание нашей носовой волны. Становлюсь на одну из маленьких откидных скамеечек, прислоняюсь к фальшборту и всматриваюсь в серо-зеленую воду. Вопреки сильному чувству освобождения, страх все еще сидит во мне где-то в затылке. Теперь нам одновременно грозит опасность от мин и самолетов: Бременский дублет — как когда-то перед Saint-Nazaire.
— Время? — слышу голос командира.
Голос из башни отвечает:
— 4 часа 10 минут, господин обер-лейтенант.
Когда проходят очередные 10 минут, командир обращается ко мне:
— Скоро здесь станет довольно опасно.
Затем отклоняется назад и приказывает, развернувшись левым плечом, в башню:
— По местам стоять, к погружению!
Голос из башни повторяет:
— По местам стоять — к погружению!
Командир впивается глазами в окуляры бинокля, но скоро опять опускает его. Затем говорит:
— Второй помощник, сокращаем количество наблюдателей до двоих. Чем меньше людей — тем лучше.
Второй помощник тут же, вполголоса, но отчетливо, командует вахтенным мостика:
— Вниз, в центральный пост!
Трое исчезают по очереди в люке башни.
Затем наступает моя очередь.
Едва спускаюсь по лесенке в ЦП, раздается приказ командира:
— Обе машины полный вперед! Лево руля двадцать. Доклад — каждую минуту.
Свободные от вахты люди стоят плотно рядом со мной в затемненном ЦП. Они, так же как и вахта центрального поста, внимательно слушают поступающие сверху приказы командира. Я могу слышать его, поскольку стою непосредственно в башне, лучше всего. Еще отчетливее слышу, как рулевой повторяет приказы в башне:
— Обе машины полный вперед. Двадцать градусов влево. Так держать!
Централмаат спрашивает свободного от вахты старшину лодки:
— Ну, как оно теперь?
— Спроси, чего полегче! — медленно отвечает старшина.
Несмотря на слабый свет в центральном посту могу видеть больше людей, чем обычно. Это должно быть парни третьей вахты, готовящиеся к смене.
На борту продолжается обычная жизнь, несмотря на то, что происходит наверху. Но, так ли это? Стоят ли здесь только вахтенные мостика? Не прижимается ли вон там, в темных углах, еще парочка незнакомых фигур?
Точно: Серебрянопогонники: Они тайком пробрались в центральный пост, готовясь к выходу, в случае чего.
И тут раздается ругань боцмана:
— Это еще что за столпотворение здесь?!
Кажется, серебрянопогонники считают, что к ним эти слова не относятся. Они упрямо остаются стоять там, где стоят. И теперь я удивляюсь: Номер 1 не делает попытки разогнать их, наверное потому, что наверху находится командир. Оберштурман тоже не вмешивается. Он склонился над своим штурманским столиком и записывает курсы. Сверху раздается новая команда:
— Лево руля 20 — держать ноль градусов!
За спиной слышу протестующий голос боцмана:
— Ноль градусов — это еще что за фигня? Как на ипподроме, против часовой стрелки и обратно — ну да мне это по барабану.
В слабом свете у рулей глубины шепчутся друг с другом оба вахтенных центрального поста:
— Странно!
— Что тебе странно?
— То, что наш Старик всех прогнал вниз.
— Он, наверное, опасается возможного обстрела.
В следующий миг сверху снова раздается голос командира:
— Право руля. Курс 90 градусов.
Боцман снова шепчет:
— Это, по крайней мере, соответствует направлению. По мне, так гораздо лучше… Чертовски лучше.
В полумраке, вблизи от пульта с картами, различаю Первого помощника. Меня удивляет то, что он тоже не выгоняет серебрянопогонников из центрального поста. Чертов шум! С ума свести может. Парни перед заступлением на вахту не должны бы так сильно шуметь. Но им, пожалуй, я не должен ставить в вину их нетерпение. Им приходится здесь стоять, как приказано. Давно должна была бы состояться смена вахты. В следующий миг командир приказывает громче, чем обычно:
— Подать ракетницу!
Рядом с собой слышу:
— Что это значит?
И
— Поживем — увидим!
Наблюдаю, как ракетница передается через нижний люк башни. Рука рулевого хватает ее. Он перекладывает ракетницу в движении, так что Второй помощник хватает пистолет за округлую рукоятку. Мелькает мысль: Сделано правильно! Командир приказывает:
— Право руля 10. Курс 100 градусов!
С некоторого времени я уже больше не стараюсь представить себе наш зигзагообразный курс. Сто градусов — звучит довольно необычно. И в эту секунду сверху раздается: