Крепость
Шрифт:
В то время как я так стою, то в нерешительности переступаю с ноги на ногу: Я должен поговорить с шефом Флотилии и просить его предоставить мне машину. Пусть раздобудет необходимый для поездки бензин. Ведь, в конце концов, моей целью является не La Pallice, а Берлин. И если шефа Флотилии нет, тогда должен посуетиться адъютант и выбить необходимое для поездки.
Но прежде всего, он должен поместить мою сумку в сейф — это, по возможности, только на одну ночь. Моя теперешняя роль — это роль курьера, и именно это должен понять, и по возможности быстро, адъютант, включив весь свой мыслительный аппарат: Эта сумка должна быть самым быстрым способом доставлена в Берлин — а именно мной и никем другим и быть переданной моему капитану третьего ранга.
А потому сбросить с себя эту курьерскую сумку и поискать, есть ли здесь что-то вроде душа — лучше бы ванна, в которой я точно смогу размягчить грязь на своем исстрадавшемся теле.
Здания стоят вплотную друг к другу, каждая лестничная клетка походит на предыдущую, и мне приходится немало потрудиться, пока, наконец, не оказываюсь перед правильной дверью, за которой, по моим расчетам, мог бы находиться адъютант.
Я еще держу руку на ручке двери, когда сообщают, что прибыл шеф Флотилии.
Ну что ж, вхожу!
Но с сумкой курьера в руке я не могу это сделать так просто. Адъютант тоже это понимает. Он берет ее к себе и закрывает в сейфе.
Рядом шумят: Ага, прибыл командир Флотилии.
А он уже орет через закрытую дверь, зовя к себе адъютанта. Когда спустя пять минут никто не появляется, я покидаю офис, беру фотоаппарат и иду к аппелльплацу.
Экипаж уже собран и стоит там под ярким солнцем. Зад брюк у всех свисает вниз. Люди полностью опустились: Если бы они раскинули руки, то смотрелись бы все вместе как чучела — так они исхудали.
Теперь сделать общую панораму всех 50 и всю панораму, а затем поместить в киножурнал. Это будет поразительное зрелище для наших зрителей. Ведь они все еще помнят кадры с героями-подводниками, как те колесят в шикарных черных Мерседесах, наглаженные и разнаряженные и их везут в имперскую канцелярию на торжественный прием. И вот показать в сравнении то и другое, указав: Раньше — и сейчас!
Вот это была бы штука и прекрасная иллюстрация разъяснения народу всего происходящего.
Командир подлодки тоже приходит и приказывает экипажу стать по стойке смирно. Он одет в серые кожаные брюки и сверх этого полностью обтрепанный синий френч. Брюки тоже пузырятся на коленях и свисают огромными складками.
Хорошо, что я повесил фотоаппарат на грудь. Таким образом, всем понятно, почему не стою на правом фланге.
Тем временем солнце стоит уже так высоко, что нет никакой тени на этом плацу.
Боязнь пространства? Клаустрофобия от яркого солнечного света?
Служащие верфи не выходят у меня из головы. Эти чертовы серебрянопогонники, они нанесли командиру серьезный удар. Они, конечно, уже находятся в пути вместе со своими ящиками и чемоданами, в направлении Родины, а я вынужден топтаться здесь на жаре, переступая с ноги на ногу.
Все это предприятие похода подлодки было с самого начала авантюрой слабоумного. От Бреста мое целевое направление было Восток. Но мы прибыли на Юг, и теперь я сижу здесь, глубоко на юге, и не знаю, как быть дальше. И то, что должен делать этот экипаж, никто тоже, очевидно, не знает.
На этой лодке, напоминающей кусок металлолома, выйти еще раз в море? Пожалуй, едва ли!
Если бы я только знал, как можно ускорить приход господина Шефа Флотилии! Он то прибывает, то не прибывает и просто заставляет экипаж стоять на солнцепеке. Полагаю, что наши парни уже едва выдерживают жару: Но не вижу никого качающегося от недомогания. Крепкие орешки!
Пока я так стою и жду, что должно произойти, в моей голове внезапно возникает слово «ESTRAMADURA». Я пытаюсь прогнать его, однако, это не получается. «ESTRAMADURA» свербит в моей голове. Оно крепко обосновалось и заполнило весь череп. Не имею никакого представления, что оно должно означать, это «ESTRAMADURA». Сыр? Творог? Что? Сыры Эстремадуры? Спелый сыр или творог с тархуном?
Закрытие век и покачивание головой не помогает. Слово вспыхивает прописными буквами в мозге. Остается только капитулировать перед ним. Впредь я буду вынужден жить со словом «ESTRAMADURA». Но, вероятно, говорю себе, это воздействие жары. Надо бы слинять в тень. Только не могу сейчас сбежать.
Лишь теперь чувствую, сколько часов отсутствующего сна мне не хватает. Когда же я в последний раз действительно спал? Хоть бы не вырубиться здесь, на плацу!
Слово «ESTRAMADURA», снова и снова вспыхивает во мне.
Ко мне подходит незнакомец в серой форме подводника, на голове совершенно испорченная офицерская фуражка. Так как погон нет, не знаю, какого он звания. Он спокойно вытаскивает правую руку из кармана брюк и, приложив два пальца к козырьку, делает легкий поклон и представляется:
— Обер-лейтенант Крамер. Я являюсь здесь инженером флотилии, а Вы — военный корреспондент Буххайм, если не ошибаюсь…
Если бы он сказал «I presume», я бы не так удивился. Этот человек — прямая противоположность тупому барану-адъютанту. С этим Крамером я бы охотно поговорил. Но господин обер-лейтенант указывает кивком головы по направлению центрального барака, и произносит:
— Вы сейчас отправляетесь на медосмотр!
И продолжает свой путь с подчеркнуто небрежными движениями, правая рука снова в кармане брюк. В следующий миг большая, неприятного цвета дворняжка пробегает рысью, с важным видом, вывернув из-за угла барака, на плац. Не верю глазам: Что здесь делает эта гигантская скотина?
— Командир Флотилии! — доносится команда командира.
И в ту же секунду, из-за того же угла, появляется кривоногий, в коротких штанцах, человек, в слишком большой фуражке на голове. Короткие штаны и гольфы! Неужели это командир Флотилии?
— Внимание! — каркает наш командир и откашливается от своей внезапной хрипоты. Затем хрипит:
— Смирно! К встрече командира Флотилии — равнение — налево!
Адъютант идет почти впритык к кривоногому, держа обеими руками нечто наподобие сигарных коробок перед животом: Ордена!