Крещатик № 94 (2021)
Шрифт:
Что же поделать, если таков человек?!
Но однажды тот, что сидит внутри, выходит наружу, и делает из внешне порядочного человека порядочную свинью. Ведь сколько ни прячь себя подлинного от окружающих, а когда тебе наступили на больную мозоль, это подлинное с поросячьим визгом лезет из тебя на всеобщее обозрение.
И это открытие неожиданно успокоило Бызова, поскольку у него не осталось малейших оснований гордиться собой и уж тем более кого-то за что-то осуждать. В Бызове началась капитальная перестройка: из легкого, почти воздушного вещества безотказного рубахи-парня стал складываться полновесный мужик, понимающий главное: чтобы всегда оставаться человеком, надо время от времени страдать. Хотя бы – от зверского голода, который, если знаешь, для чего он тебе ниспослан, не позволяет сделаться зверем.
Правда, и это универсальное средство действует лишь до определенного предела…
Михаил ОКУНЬ
/ Аален /
Я вижу, как с темной Лиговки
И через Сангальский сад
Застегнутого на все пуговки,
Ведут бедолагу в детсад.
И там, перед манною кашей,
Еще не остывшей вполне,
Расскажет им нянечка Даша
О том, как была на войне.
Звучали ему два аккорда
Из недр ленинградских трущоб.
А нынче он бродит по городу,
Чтоб чувствовать – жив еще.
Позабуду едва ли…
Переулки молчат.
Вы куда подевали
Моих серых крольчат?
Это небо с овчину,
Сестрорецкий снежок.
Где в ту зиму загинул
Славный пёсик Дружок?
Это белые мухи
Вьются у фонаря.
Время встало на шухер,
И, конечно, не зря.
Спирты, дистилляты и виски,
Вы главных напитков главней!
А нам на закуску сосиски
Отрадою сумрачных дней.
Он ставит кастрюльку на плитку
И теплый фуфырик – на стол.
А время ползет, как улитка,
Насаживая на кол
Похмельный… Сто лет привыкали,
Да вот не привыкнуть никак.
А где-то чхавери с хинкали,
Кюфта и армянский коньяк.
Утром дымный ветер упруг,
Подкинуло в койке рано.
Ничего-то не выйдет, друг,
Без гранёного стакана.
Переулочек-переул,
Здесь мы грани содвинем тесно.
Всё равно наш век затонул
В городской трясине местной.
Где серое до сини
У невских берегов,
Снесли завод «Россия» —
Стоял, и был таков.
У них такая карма…
Подумаешь, века! —
И снесены казармы
Лейб-гвардии полка.
Снесут еще немало,
Ликуя и губя.
Жаль, время не настало,
Когда снесут себя.
Сериал слезит пенсионера —
женщина садится на пять лет…
Зло уже совсем офонарело,
хоть кому подбросит пистолет.
Но, однако, шапка не по Сеньке
олигарху – вот кто убивал!
Наша правда!
Обождем маленько,
завтра будет новый сериал.
В стране, где не проскочит мышь,
где виноват любой,
кого, братишка, удивишь
трагической судьбой?
Страна рабов, страна господ,
взбесившихся монад,
где если затолкали под,
уже не суйся над.
Смотришь старые фотографии —
Будто читаешь эпитафии.
Снег на дне двора-колодца белый-белый.
Шляется мальчик с утра без дела.
Глядит пристально из своего далека.
Гуляй, милый, жизнь легка…
Человек уходит в лес.
След его почти исчез.
Поздний мартовский снежок
Будто свет в лесу зажег.
У него сомнений нет —
Он идет на этот свет.
Морские тянутся коньки
По небу. В вазе – три пиона.
Вдали на кранах огоньки —
Два красных и один зеленый.
Вот, собственно, и все дела.
Остыл твой чай, доеден пончик.
С горы ползет густая мгла,
И день, как нудный фильм, закончен.
1
…Но лишь короткие стихи,
Беспечные четверостишья,
В которых не наплёл ты лишнего, —
Простят, как мелкие грехи.
2
Когда открылись нам скрижали,
Вдруг вопросил один чудак:
«За что людей уничтожали?!»
За просто так, за просто так…
3
Чего ни вытворяет Бахус!
Друзья, налейте ж поскорей
Вы гражданину Авербаху-с —
Он алкоголик, хоть еврей.
4
Пиитов современных лица,
Читатель слёзы льет ручьем!
А мне никак не навостриться —
Высоким штилем ни о чем…
5
Пришла пахучая эпоха,
Как видно, бог на нас сердит, —
Бомжи в подъездах пахнут плохо,
От власти попросту смердит.
6
Мы одержали победу,
Но она растворилась в воздухе.
Не огорчайтесь, утешают,
Зато вы дышите воздухом победы!
7
Небосвод цвета медной окалины
Присобачен к земле острогой.