Крики солнца
Шрифт:
– Конечно, Калита!
– воодушевлённо воскликнул Чезаре. Она поняла, что его сейчас опять "понесёт", как дикого мустанга без седла, и в шутливом ужасе замахала руками.
– Может быть, обсудим уже что-нибудь итальянское? Вот это, например, - она кивнула на зловещее, приземистое тёмное здание, мимо которого они шли, - что такое?
Он помрачнел.
– Одно из представительств Муссолини в Неаполе.
– Представительств? Как бы резиденций?
– Более-менее, - Чезаре вытянул длинный, почти белый в полумраке палец.
– Видишь дату? Римскими цифрами.
– Да, - близоруко щурясь, сказала она.
–
– Это год новой эры, - его ухмылка теперь была горькой, непривычно злой, а между бровями пролегла складка.
– Они считали время от начала фашизма. И надпись оставили даже сейчас.
– Да, - закашлявшись, она застегнула куртку. Ей ещё не доводилось беседовать о фашизме с прокоммунистически настроенным итальянцем, и чувство неловкости вернулось в двойном размере.
– Но ведь это тоже часть истории. Память. Как раз объективность.
– Объективность? В Италии нет объективных, - с плохо скрытым презрением сказал Чезаре.
– Здесь или обожают Муссолини, или ненавидят его. Есть ещё те, кому всё равно. Никакой середины.
– Обожают или ненавидят - как нас?
– спросила она, надеясь перевести всё в шутку. Чезаре ответил не сразу: чёрная стена уже кончилась, когда он заговорил снова:
– Мой дядя уверен, например, что при Муссолини жилось лучше. Что он был прав. Всё как ты говоришь: не нам судить, - он покачал головой.
– И всё-таки я не согласен. Каким может быть народ, думающий вот так?!
Чезаре возмущённо взмахнул рукой со сложенными пальцами. Она вздохнула.
– В тирании, по-моему, всегда виноваты не народ и не вождь, а система. Много разных факторов. Потому и сложно судить.
– Может быть, - произнёс Чезаре, а после добавил с неожиданной жёсткостью - так, что повеяло памятью его царственного тёзки: - Но все получают то, что заслуживают. И народ тоже.
Она вздрогнула. Эту истину, безусловно верную, совершенно не хотелось признавать. "Все получают то, чего заслуживают"... Она задумалась о Т. и о гибели С. О странной, полной слёз и надрывов любви своей бабушки. О лысине отчаявшегося психиатра.
Звёзды, усыпавшие южное небо, отражались в циферблате часов Чезаре.
– SЛ, - поколебавшись, сказала она.
– SЛ, hai ragione.
Ночь вторая
На другой день они встретились как-то естественно, по очень беглой договорённости - будто оба знали, что не могут не встретиться. Чезаре ждал её после курсов, когда город снова уже завернулся в прозрачное покрывало сумерек. На курсах не случилось ничего впечатляющего. Повторялись степени сравнения итальянских прилагательных и предлоги, упрямо не совпадающие с русскими. Обсуждались азартные игры как социальная проблема современной Италии (она грустно поняла, что придётся, наверное, писать эссе на заданную тему - ещё одна, помимо отношений с дамой-профессором, горчинка в сладости пребывания здесь). Вика и Нарине с жаром обсуждали шопинг, в который собирались пуститься на днях. В общем, всё шло своим чередом - спокойно, по законам исторической хроники. Ей начинало казаться, что в Италии всё ощущается так: будто в Библии. "И сотворил Господь небо и землю, и увидел Он, что это хорошо". Никаких катаклизмов, всё так, как должно быть.
Утром она потерзала немного ноутбук, но вскоре, пообедав салатом, ушла кормить чаек: диссертация
Ни одна её мысль не была посвящена Чезаре. И всё-таки, увидев его у ступенек входа, она осознала, что истерически разрыдалась бы, если бы он не пришёл.
– Ты уже была на Lungomare?
– спросил Чезаре по-итальянски. Невольно она заслушалась: какое дивное слово, под стать речи каких-нибудь сильфов из кельтских легенд. "Набережная" - по-русски тоже звучит хорошо, широко и мощно, но грубовато для Неаполитанского залива.
Была пару раз, но она не против. Ей там нравится.
Стремительно стемнело, и поднялся ветер. На чёрной бахроме волн серебрились звёзды; в темноте какие-то девушки с визгами покидали своё убежище на валунах у воды. Их рваные джинсы издали напоминали хвосты русалок - весёлых русалок, кричащих по-неаполитански. Бледно-зелёный, розовый, жёлтый свет лился из отелей и ресторанов, заполняя набережную; официанты спешно уносили зонтики и складные столы, спасая их от разбушевавшегося ветра. Индус в вязаной шапке подходил то к одной, то к другой парочке, предлагая синие розы. Подошёл, улыбаясь, и к ним; извинившись (зачем?..), Чезаре прервал разговор и вежливо отправил индуса восвояси. Точнее, так она предположила, потому что ни слова не поняла: это был не итальянский, не диалект и даже не английский.
– Хинди, - догадалась она через несколько шагов.
– Ты обратился к нему на хинди.
– Да, - Чезаре улыбался.
– Начинал учить его немного, потом забросил. Я люблю Индию. Хотел бы увидеть её... Но Россию - сильнее, конечно, - прибавил он по-русски, словно опомнившись.
Она покачала головой.
– Русский, хинди... А что ещё?
– Японский. И пенджаби. Но там я знаю только пару слов. И японский, к сожалению, скоро пришлось оставить, - он улыбнулся шире, увидев её лицо.
– На этом моменте все обычно просят что-нибудь сказать. Странно, что ты молчишь.
Было крайне трудно сопротивляться, и она улыбнулась в ответ.
– Просто сама ненавижу, когда так делают. Но скажи, если хочешь.
Чезаре представился по-японски. Звучало красиво, странно и отчего-то печально - как стук дождя по стеклу.
Вывеска очередного ресторана на набережной гласила: "I re di Napoli". Забавно, но на удивление уместно: несмотря на хлещущий в лицо ветер, который насквозь продувал рёбра и призывал плотнее запахнуть куртку, она чувствовала себя хозяйкой камней на набережной, и залива, и очертаний дремлющего Везувия.
И мягкого, успокоительно-волнующего голоса Чезаре. Так мог бы говорить император с советниками - предупредительно, но с полным знанием собственного превосходства. Никому не отдавая предпочтения.
– Почему ты так смотришь?
– чуть погодя спросил он.
– Думаешь, что я сумасшедший?
– Почему сразу сумасшедший? Может быть, полиглот, - они прошли ещё немного.
– Я маловато знаю об Индии, но читала индийские мифы. Это... завораживает.
– Как всех европоцентристов, - слегка подсмеиваясь, но не обидно, отметил Чезаре.
– Да, в детстве у меня была книга индийских сказок. Большая, - как истинный неаполитанец, он показал руками, насколько большая - вопреки темноте.
– С картинками. Я любил их рассматривать - все эти боги с синей кожей или с восьмью руками... Просто вау. А какие сказки тебе нравятся?