Криминальные кланы
Шрифт:
«Это тринадцатый раз, — почему-то подумал Капоне. — Меня арестовывали и отпускали двенадцать раз, этот — тринадцатый. Роковое число!».
В свой родной город Капоне попал в этот раз как подсудимый. Там уже полным ходом раскручивалось дело о неуплате налогов. Президент торопил: через несколько месяцев с Капоне должно быть покончено. А пока юристы пытались разузнать хоть что-нибудь о доходах «короля Чикаго», о которых на самом деле никому и ничего не было известно, местные полицейские демонстрировали свою силу и желание подразнить загнанного зверя, а заодно потешить собственное самолюбие.
Однажды рано утром в доме Капоне зазвонил телефон. Когда хозяин снял трубку, в ней прозвучал глуховатый голос: «Советую вам выглянуть в окно в 11 утра. Увидите нечто интересное».
Капоне подошел к окну и увидел, как по улице медленно движется странная процессия: это были 45 громадных грузовиков. Когда-то они все принадлежали Капоне, но теперь на них сидели десятки вооруженных до зубов полицейских. При виде этой демонстрации Капоне захотелось разбить голову о стену. Но теперь он не мог сделать ничего.
Никогда еще он не чувствовал себя таким бессильным; наверное, оттого, что был обречен заранее. Юристы собирали сведения, что, где, когда и сколько тратил «король Чикаго». В результате досье получилось довольно-таки жалкое: вилла в Майами, дорогие сигары и лучшие костюмы, страсть к лошадиным бегам… Итого за 5 лет всего 300 000 долларов, поистине жалкая сумма для человека такого размаха, как Аль Капоне.
Аль Капоне был спокоен, присутствуя на судебных разбирательствах. В успешном исходе дела были убеждены также и его адвокаты. Обвинение представлялось просто смешным. Однако настоящий шок все они испытали, выслушав речи прокурора и судьи. Никогда еще стражи закона не были настроены столь решительно.
Аль Капоне ничего не понимал. Что происходит? Он предложил заплатить все, что, по мнению суда, он должен государству, в пятикратном размере, но в ответ услышал нечто странное: «Подсудимый, с американским законом не торгуются!». Только теперь «король Чикаго» все понял.
К нему не могли даже прицепиться по статье о нарушении сухого закона: он чах на глазах и буквально доживал последние дни. И дело здесь вовсе не в уклонении от уплаты налогов. Судьи имели личное распоряжение президента: дать Капоне максимальный срок. Это был беспрецедентный случай в истории юриспруденции. 22 октября 1931 года Аль Капоне был приговорен к небывалому сроку по этой статье: 10 лет жесткой изоляции в тюрьме строгого режима.
И вот Аль Капоне в последний раз стоит на перроне Чикаго под мелким моросящим холодным осенним дождем, ожидая поезда, но не того, в каких ему обычно приходилось ездить, в первом классе, в купейном вагоне. Нет, этот поезд будет другой: с решетками на окнах, и путь его лежит в кромешную мглу. Теперь «короля Чикаго» ничего не ждет впереди, кроме вечного мрака. Да, пока здесь еще по-прежнему толпятся журналисты, и Капоне даже не думает загораживаться рукой от бесчисленных вспышек фотокамер. Слегка прищурив глаза, он улыбается своей прежней жесткой улыбкой. «Интересно, раньше хоть кто-нибудь из вас осмелился бы прямо посмотреть мне в глаза?» — думает он, и словно в подтверждение его слов один из журналистов отводит взгляд.
Он по-прежнему идет по перрону королевской, немного устрашающей походкой. Да, пусть он зверь, но пока он еще не сломлен. И полицейские сопровождают его, как свита. Сколько их здесь! Целый взвод! Капоне почти никто не провожает, только сын и жена, которые кажутся такими одинокими и маленькими… Каково им будет теперь? Каково ему самому было в его нищем детстве?
Капоне останавливается около своего вагона и, презрительно улыбнувшись, достает из кармана пиджака свою последнюю гаванскую сигару. «А что, — говорит он полицейским. — Неплохая ночь для вас и для всей Америки. Быть может, вы надеетесь, что без меня здесь станет хоть немного тише?» Полицейские опускают глаза. «Прикурить не дадите? — спрашивает бывший „король Чикаго“. — Кажется, последнюю волю подсудимого всегда уважали… Кстати, господа, вы все можете курить. Покурим немного вместе, на прощание».
Аль Капоне. Тюремная фотография.
Полицейские закуривают, а Капоне бросает прощальный взгляд на перрон, на небо, вдыхает полной грудью этот последний воздух свободы. Он знает, что, как бы его судьба ни сложилась дальше, он больше не вернется. Порыв резкого ветра сдувает пепел с сигары, и он летит вдаль, по всей Америке. Да, пройдет 10 лет в Алькатрасе, и он станет больным стариком, которого можно больше не бояться и которого можно даже выпустить, чтобы он мог умереть где-нибудь в спокойном уголке. «И все же, господа, — хотел бы сказать он на прощание, — вы потратили столько сил, чтобы превратить в ничто легенду обо мне, но вам, быть может, когда-нибудь придет в голову простая мысль, что всю жизнь, делая из меня зверя и загоняя меня как зверя, вы как никогда близки к зверю, который притаился в каждом из вас, и от него вам некуда будет спрятаться…»
Что такое счастье, он понимал по-своему. Лаки Лучано
Когда журнал «Тайм» решил опубликовать список людей, которые представляли собой, по выражению журналистов, «лицо XX столетия», то наряду с изобретателями самолетов, компьютеров, телевизоров, автомобилей и интернета, рядом с Генри Фордом и Биллом Гейтсом в нем фигурировало имя легендарного человека, по сути создателя организованной преступности — Лаки Лучиано.
Cтатуя Свободы.
Его настоящее имя было Сальваторе Лучиано, и он, как и большинство переселенцев XX века, прибыл с родителями и многочисленной родней в Америку в 1906 году. Тогда ему было всего 9 лет, и он смотрел на мир широко раскрытыми, полными восторга глазами. «Боже мой! — воскликнул парнишка, спустившись по трапу парохода, — Сколько же здесь фонарей, сколько витрин! И все сверкает! Сколько электрических фонарей! У нас на Сицилии такого никогда не было».
Семья Сальваторе обосновалась в пригороде Нью-Йорка, в районе, где селились главным образом итальянские эмигранты и по-английски почти никто не говорил. Смотря на страшную нищету, окружавшую его, Сальваторе почему-то вспоминал, как он с семьей садился на корабль в Палермо. Его поразило, что там почти ничего не было: только маленький заводик, неизвестно что производящий, кажется серу. Здесь же все было совершенно по-другому. Другая страна, другой мир, другие правила игры…
Сальваторе сразу понял: чтобы преуспеть в этой жизни, нужно прежде всего как следует выучить английский язык. Он часто ссорился с братьями, которые пренебрегали занятиями английским. «Неужели вам непонятно, — говорил Сальваторе, — если вы хотите что-то купить в тех сверкающих огромных магазинах, вам потребуется очень много денег. Но у вас никогда не будет денег, если вы не будете знать английского».
Сам Сальваторе быстро научился говорить по-английски, бегло и без акцента. Благодаря этому, когда подростку исполнилось 16 лет, отец отдал его в ученики к шляпнику, который платил за работу несколько центов в час. Конечно, это почти ничего, но все же Сальваторе считал эти деньги своим первоначальным капиталом.