Кристальный пик
Шрифт:
Ровно половина женщин и половина мужчин. Половина взрослых и половина юных... В Столицу прибыли потомки всех древних кланов: жемчужные и соляные, травяные и каменные, штормовые и металлические, закатные... У некоторых волосы вились колечками и были такого же пурпурного цвета, как вишневое повидло, которое вытекало из булочек. Чешуйчатые хвосты задевали тарелки, несмотря на свободное пространство между столов, о котором позаботилась Мелихор. Все были одеты в такие же откровенные и полупрозрачные наряды, какие носили в Сердце, а несколько даже пришли абсолютно голыми, пока слуги, жмурясь, учтиво не подали им покрывала.
Сложно было понять, кто именно из них является Старшим — драконы всегда юны ликом, даже когда стары душой. Я узнала Шэрая, —
Я по-прежнему не понимала, чем именно продиктована его неприязнь ко мне и к собственному сыну кроме врожденного ханжества, но зато прекрасно понимала другое: на его благосклонность я могу не рассчитывать. Повезло, что Солярис унаследовал от отца только самое лучшее: золотые глаза со светло-рыжими вкраплениями у зрачка, безупречно правильные черты лица с тонкими губами да перламутр волос. В остальном же яблоко все-таки упало от яблони очень далеко.
Вспомнив о Соле, я нетерпеливо поднялась из-за стола, всматриваясь в наполняющую зал толпу. Мимо прошествовало двое юношей, полностью идентичных друг другу и при этом похожих на Соляриса не меньше, чем на него были похожи его родные братья Вельгар или Сильтан. Те тоже смотрели на меня в упор и, перешептываясь о чем-то, улыбались сразу четырьмя рядами острых зубов, идущими друг за другом, как у акул.
— Рубин.
Солярис тронул меня за плечо, каким-то образом оказавшись у меня за спиной, и в тот же миг я почувствовала, как снова собираюсь по частям в единое целое. Сол выглядел так, будто никуда не уходил — чистый и опрятный, несмотря на долгое путешествие, в подпоясанной темно-синей рубахе, ткань которой я мяла в пальцах еще этим утром, когда снова заглядывала к нему в башню и, открыв шкаф, тоскливо перебирала там его вещи. Он успел не только приодеться, но и привести в порядок волосы, уложив их так, как обычно укладываю ему я. Единственным подтверждением нашей разлуки был запах — слишком свежий для дейрдреанского лета и слишком морской. На коже Сола все еще сидели капли Кипящего моря, которое он перелетел ради того, чтобы вернуться ко мне.
— Я же велел не ходить без спроса в мою башню, — Солярис зацокал языком, и я даже не стала спрашивать, откуда он знает. Пальцы его сжимались и разжимались, сопротивляясь тому, чтобы опуститься мне на талию у всех на глазах. — Что ты там делала?
— Искала доказательства.
— Доказательства чего?
— Что ты большая и глупая ящерица, которая как всегда опаздывает! Почему так долго? Я уже начала волноваться...
— Прошу прощения, что заставил ждать, драгоценная госпожа. Мама категорически отказывалась отпускать меня, пока я не доем все ее жаркое.
Губы Соляриса тронула слабая улыбка, и на моем лице отразилась точно такая же. Его золотые глаза светились ярче, чем утреннее солнце, а губы горели таким клюквенно-красным цветом, обветренные, что нестерпимо хотелось разнежить их своим поцелуем. Однако все, что я могла, стоя посреди Медового зала напротив сотни таких же светящихся нечеловеческих глаз — это обменяться с Солом кивками, незаметно притронувшись к его мизинцу под столом, и снова вернуться в свое кресло.
Солярис встал с правой его стороны, как мой защитник, в то время как Мидир стоял с левой, а Гвидион и Ллеу — под платформой внизу. Все драконы к тому моменту уже расселись, и Медовый зал, ставший неожиданно тесным для столь небольшого количества гостей, резко замолк. Несмотря на то, что столы ломились от изысканных блюд, копченостей и сахарных десертов, никто не притрагивался ни к ним, ни к питью. Все драконы сидели недвижно и отчужденно, подозрительно косились по сторонам, словно в скамьях под ними могли быть спрятаны ловушки, а в кувшинах с соком — яд.
В воздухе повис недобрый запах огня и шторма.
Давая себе время осмотреть присутствующих, а присутствующим — время осмотреть меня, я покосилась на Сола. Не то он был настолько уверен в моих дипломатических навыках, не то уже успел смириться с любым исходом, но лицо его оставалось абсолютно расслабленным, будто еще чуть-чуть — и он даже улыбнется. Но взгляд, тем не менее, сохранял свою остроту; пронзительный, сторожащий, как у настоящего королевского зверя. По одним клюквенно-красным губам его я прочла: «Делай, что должно».
Настал тот момент, который ждали поколения драконов и людей. Тот момент, когда я могу превзойти королеву Дейрдре... Или окончательно опорочить ее.
— Да будет долог и славен ваш век, драгоценная госпожа Рубин!
Я собралась с мыслями, глубоко вздохнула, чтобы заговорить и поприветствовать собравшихся, но Шэрай опередил меня. Массивный широкоплечий дракон с длинными черными волосами и ветвистыми рогами поднялся из-за стола и едва не опрокинул его, пока протискивался мимо сородичей к моему помосту. Он что-то тащил за собой в одной руке, — нечто огромное, как хозяйственная телега, и невероятно тяжелое, судя по грохоту, с которым Шэрай поставил это на пол. То оказался сундук из железа и золотых пластин, который сам по себе стоил больше, чем все украшения Медового зала. Однако внутри он оказался и того дороже, доверху набитый драгоценными камнями размером с детский кулачок каждый. Гвидион восторженно заахал, и Ллеу пришлось схватить его за пояс, чтобы не дать тому броситься на сундук с разбегу.
— Чистейшие самоцветы из глубин Сердца. По одному камню от каждого сородича, — произнес Шэрай, разведя руками над открытым сундуком, нутро которого сияло так, что это сияние запросто могло осветить собою целый зал, погрузись он прямо сейчас в кромешную темноту. — Драконы никогда не заявляются в чужие владения с пустыми руками, тем более, когда их зовет королева людей и когда они хотят извиниться.
— Извиниться?..
— Драконы умеют признавать свои ошибки, и мы ошиблись, когда попытались принести вас, драгоценная госпожа, в жертву Великому Солнцу по воле Сенджу. Вы должны знать, что Детоубийца, Ядовитый и Заклейменный — отныне это все титулы, которыми он известен. Наши сердца больше не бьются о нем, но они все еще бьются о детенышах, коих он погубил, и о вас, королеве, которая оказалась в шаге от той же погибели. Позор нам и нашим предкам...
— Не надо, — прервала кланяющегося Шэрая, встала с места и шагнула к нему на самый край платформы, чтобы сказать: — Вы вовсе не опозорены. Этот позор лежит на Сенджу и моем дяде, принце Обероне. Они оба совершили непростительное деяние и по меркам драконов, и по меркам людей. Как хозяйка Круга, я тоже прошу у вас прощения за всю учиненную ими боль. Простите, если сможете. От имени всех людей, что были, есть и будут после.
Я склонилась перед драконами и услышала, как поднимается ропот. Но роптали вовсе не драконы, а слуги, хускарлы и, кажется, даже Мидир. В Круге ходила поговорка: «Склонись перед врагом один раз, и тебе придется кланяться перед ним всю жизнь». Однако драконы не были моими врагами. Никто, — ни один человек, — прежде не раскаивался перед ними за причиненную боль. Значит, я должна была стать первой. Ибо если история — стрела, то королева — тетива лука, который ее выпускает. Только от тетивы зависит, куда именно стрела вонзится. Такие люди и становятся Великими — те, кто заставляет тетиву натягиваться.