Кристальный пик
Шрифт:
— Какой кошмар! — послышалось из зала.
— И после этого ты хочешь, чтобы мы помогали дочери тирана?!
— Лучше бы не рассказывал...
Но Сол упрямо продолжил, не сбиваясь:
— Рубин только исполнилось пять, когда она сняла его с меня. Даже по нашим меркам дракон в этом возрасте считается михе — детеныш среди детенышей. Однако уже тогда Рубин была доброй, храброй и упорной. С тех пор я видел ошейник из черного серебра лишь дважды, снова по вине короля Оникса, и каждый раз Рубин снова снимала его с меня. Поэтому только ради нее я и готов надеть его еще раз. Вот, настолько я верю ей.
— Что?
В последний раз я видела проклятый ошейник
Щелк!
В тот момент я окончательно перестала слышать Медовый зал. Что бы драконы не думали обо всем этом, чтобы не говорили и не делали, это больше не имело значения. Я могла лишь судорожно крутить головой, ища ключ от ненавистных оков, чтобы успеть снять их до того, как черное серебро снова проест нежную кожу и сделает шрам еще глубже, шире и темнее.
— Ты с ума сошел?! Сними сейчас же! — взмолилась я, хватаясь пальцами за серебряный обруч, впившейся в шею Сола и заставивший кожу под ним шипеть, покрываясь влажными ранами и рубцами. — Сними, во имя Совиного Принца, Солярис! Ты никогда больше не должен носить его. Никогда!
Он смотрел на меня внимательно, со смесью снисхождения и любопытства, а затем поднял к моему лицу раскрытую ладонь, на которой лежал витой ключ. Пальцы предательски дрожали, но с третьей попытки мне все же удалось нащупать им скважину у Сола под волосами. Замок щелкнул снова, и я тут же сорвала ошейник, а затем отшвырнула тот в сторону, как можно дальше и от нас, и от всех остальных драконов, чтобы он затерялся где-то под винными бочками и остался там навсегда.
— Сколько раз ты ударился головой, пока летел сюда?! — закричала я.
— Что теперь скажете,Вие ТиссолинАкивилла? — улыбнулся Сол. Обращался он к драконам, но по-прежнему смотрел на меня. — Вот, почему королева Рубин — моя королева.
Я повернулась к залу, недоумевая, о чем он говорит, и обнаружила, что все присутствующие немо наблюдают за нами двумя. На чьем-то лице по-прежнему было написано недоверие, на чьем-то — удивление, граничащее с восторгом, а на чьем-то, включая ту самую двухвостую Акивиллу— облегчение и такая же улыбка, как на разжавшихся губах Сола. Ярче всех, однако, улыбался Сильтан, сидящий на самом далеком краю стола и кивающий головой чему-то, что я не понимала.
Борей резко поднялся с места, бросил свою курительную трубку на стол и молча направился прочь. Никто не последовал за ним, даже Вельгар, который смотрел куда-то левее платформы, где громоздились винные бочки и где незаметно выглянувшая Маттиола рыскала под ними рукой, ища брошенный ошейник. Когда глаза их встретились, рот Вельгара приоткрылся, но сам он остался недвижим. Матти же резко побелела и, закрыв руками лицо, бросилась обратно в бадстову для слуг, откуда выносили свежие закуски и горячее. Кажется, Вельгар последовал за ней — я потеряла его из виду за спинами драконов, которые вдруг встали плечом к плечу.
— Драгоценная госпожа, Старшие приняли решение, — объявил Шэрай спустя минуту после того, как внимательно выслушал целый зал, гудящий на своем собственном языке. — Пятеро из семи Старших желают жить вместе с людьми, а, значит, того желает весь нас род. Отныне Фергус, Немайн и Керидвен — земли драконов, и драконы не позволят врагам отнять у них дом. Таков уговор. Таков новый гейс юной королевы Дейрдре!
Барды, ждущие своего часа на дальнем конце платформы, подхватили всеобщую радость и заиграли на лютнях и тальхарпе раньше, чем я успела ответить Шэраю или хотя бы осознать услышанное. Все случилось так быстро, что напоминало сон. На переговорах люди всегда внемлют логике, выгоде и обещаниям — и я в своих речах тоже обращалась к первому, второму и третьему. В итоге я совсем позабыла, что драконы — не люди. Они внемлют чувствам, единству и интуиции. Поэтому мне оставалось только принять произошедшее, как должное, и смотреть на вдруг развеселившихся драконов, засмеявшихся и синхронно бросившихся на еду и кувшины с вином.
— Нет, я все-таки не понимаю. Почему... Как... Что это вообще сейчас было?! Они правда согласились? Как ты сделал это, Солярис?
— Это не я сделал, а мы, — поправил он, и я почувствовала нежное прикосновение острых когтей к своей дрожащей от нервов ладони. — Мы только что положили конец старой войне. И скоро положим конец новой.
12. Высшее проявление
Отец говорил, что в потомках Дейрдре течет кровь сидов, и потому мир не заслуживает ни одной ее капли. Он сурово наказывал всех, кто допускал малейшие царапины на моей коже, не говоря уже о чем-то большем. Так, моя первая весталка оказалась на улице в месяц воя лишь за то, что поранила меня ножницами, когда стригла; ребенок кого-то из слуг, кого я уговорила поиграть со мной в салки, получил десять ударов плетью, когда я споткнулась на лестнице и упала; и даже Маттиола однажды осталась на сутки без воды и хлеба за то, что не отговорила меня лезть на злополучную яблоню, о ствол которой я расчесала локти. После этого мне прочитали с десяток нотаций, мол я слишком хрупкая из-за сахарной болезни, хилая и нежная, как тепличный цветок, чтобы предаваться подобным забавам. Лишь когда я доказала отцу, что цветы не могут летать на драконах, он ослабил тиски своей заботы и перестал беречь меня так, как не смог поберечь маму.
Возможно, именно поэтому я до сих пор чувствовала себя так странно, когда брала в руки меч. Будто нарушала древний запрет, занималась чем-то постыдным и непристойным, не позволяя себе быть слабой и защищаемой, а защищаясь самой. От этого у меня в ушах каждый раз стучало сердце, на лице растягивалась ребяческая улыбка, и приходилось прикладывать двойные усилия, чтобы не дать дыханию сбиться. Я больше не испытывала ужаса, глядя на то, как стекает моя кровь на дейрдреанскую землю, и не спешила забинтовывать синяки, чтобы скрыть их от взгляда караулящих поле хускарлов. Пережив смерть, путешествие в сид, встречу с вечно голодным зверем, я больше не имела права называться хрупкой. Отныне моя кровь принадлежала лишь мне одной, и я могла делать с ней все, что пожелаю, даже проливать.
— Наручи, — напомнил Солярис, когда хвост его, усеянный костяными гребнями, рассек воздух в нескольких дюймах от моего лица. — Зачем ты носишь наручи, если не используешь их? По комплекции ты меньше почти любого противника, поэтому должна компенсировать силу скоростью и хитростью, коль не ищешь смерти. Вот сейчас. Давай, попробуй!
Я стерла пот со лба тыльной стороной ладони, сделала ровно два шага вперед и выбросила перед собой обоюдоострый меч с навершием из пяти лепестков и узорами черни, но все равно не смогла даже приблизиться к Солу, настолько быстро он уходил с линии атаки. Тогда я сделала так, как он велел: резко развернулась на пятках, ударила наручем по колену, заставляя вставки из опалов щелкнуть, и взмахнула рукой.