Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– У меня всего гривна кун, - опять-таки чистосердечно признался Род.
– В таком разе дозволь угостить тебя, - предложил незнакомец, - Вот сейчас поднимемся по улице Великой на площадь, там в харчевом ряду харчевни вдверяд стоят.
– Как звать-то тебя?
– с отчаянья доверился ему Род.
– Я Дружинка Ильин, прозвищем Кисляк. А ты?
– Я Родислав Гюрятич, - Род впервые назвал своё непривычное истинное отчество с гордостью. Возможно, он был бы поосторожнее, ведь историю гибели Гюряты Роговича здесь многие могли знать. Да все мысли
– О, Родислав Гюрятич!
– восхищался между тем Дружинка Кисляк, - Весьма знатное имя! Полтора десятка лет тому, как правил у нас половиною Красных сел боярин Гюрята Рогович. Уж не родич ли твой?
– Отец!
– не раздумывая, похвалился Род, все ещё скорбя об угнанном судне. Исчезновение каюка представлялось ему утерей единственной нити, связующей с Букаловым новцом. Людской мир - не лесной: гляди в оба! Однако, неприятности неприятностями, а следующие слова Дружинки заставили насторожиться.
– Вся семья Гюряты подверглась избою, - вслух размышлял Кисляк.
– Стало быть, не вся? Каким же чудом ты спасся?
– Мал был. Не ведаю, - неохотно отозвался Род, все ещё переживая неудачу в свой первый день в Красных сёлах.
Они поднимались пыльной немощёной улицей. Её назвали Великой, видимо, не за длину, а за ширину. Площадь слышалась уже близко. За распахнутыми воротами во дворе мужики чинили телегу. Молодайки несли на коромыслах глиняные кувшины с водой и деревянные ведра.
Как-то странно Дружинка смотрел на Рода. Принял за самозванца? А, его дело. Много ли он знает о Гюряте Роговиче?
– Похож!
– снова восхитился Кисляк.
– Вот и усомнись, что сын!.. Нет, похож!
– Значит, ты лицезрел моего батюшку?
– не поверил Род.
– Как тебя сейчас, - осклабился Дружинка.
– Кто его убил? Ночные тати? Крадёжники?
– стал напрямую допрашивать Род. Этот с неба свалившийся первый встречный полюбился ему: ведь он знал отца!
– Тати?
– усмехнулся Дружинка.
– Разговоры были, что тати. Да разве шайка крадёжников взяла бы такой оплот, как боярская усадьба в Сущёве? Тут целый отряд нагрянул. Поговаривают: не княжеских ли кметей рук дело? Как не поверить? Меж князем Гюргием и боярином Гюрятой было немирье.
– А что ты ещё знаешь?
– затаил дыхание Род.
На площади дымились костры, скворчали жаровни, котлы источали пар, желтели дубовыми боками в плетёных обручах куфы [39] , откуда длинными резными черпаками извлекалась тягучая патока.
– Патока с имбирём! Кружку просим, семь берём!..
Рядом продавец блинов поливал горячий круг маслом из глиняной бутыли и тонким слоем распределял по нему опару.
– Лей, кубышка! Поливай, кубышка! Не жалей хозяйского добришка!..
[39] КУФА - бочка.
Дружинку прежде всего потянуло
– Любишь квасок!
– отметил Род.
– Ох, люблю! И житный, и медвяный, и яблочный, и яшный. Пил бы, да живота мало. И сладкий, и чёрствый… - Дружинка махнул рукой и кинул ещё две векши на мокрый прилавок.
– Не зря Кисляком прозвали, - признался он, снова выпив и решительно отойдя.
– Как стал я квасом почаще рот полоскать и ежесубботне грудь попаривать - поверишь ли?
– дышу гораздо свободнее.
– А ты меня в Сущёво сопроводишь?
– спросил Род.
– Хы, - все ещё всматривался в него Дружинка.
– Нет, а ведь как похож! И каким образом уцелел? Расскажи-ка…
– Не знаю, что рассказать, - опасаясь назвать Букала, вёл щекотливый разговор Род.
– Оказался в муромских лесах. Добрые люди вырастили, поставили на ноги…
С холма по площади под стать вечерней заре полился малиновый перезвон. Его тут же поддержала колокольня у пристани.
– Вечерня кончилась, - отметил Кисляк.
– Внизу - у Николы Мокрого, на площади - у Пятницы… Большой праздник завтра!
– Какой праздник?
– полюбопытствовал Род.
– Как это ты не знаешь?
– изумился Кисляк.
– А Вздвиженье? Неужто не знаешь?
Род смутился. Ведь он и в самом деле не знал. Чем объяснить?
За спиной рыночные торговцы наперебой предлагали птичий товар: голубь и курица - 9 кун, утка, гусь, журавль или лебедь - по 30 резаней. Кисляк ко всему приценивался.
– Хочешь к празднику гуся купить?
– спросил Род.
– Гуся в Рождество едят. Неужто не знаешь?
– ещё более изумился Дружинка.
– А во Вздвиженье… Ты скажи-ка мне вот что…
«Сейчас спросит, какой веры», - догадался Род. Сам-то ишь как истово перекрестился, заслышав звон. По новгородскому опыту Роду было известно: нетерпимы к «поганым язычникам» те христиане, что любят напоказ выставлять свою набожность.
– А почему такая большая глота [40] собралась перед храмом?
– перебил он Дружинку, чтобы сменить разговор.
– Выход боярского семейства любят смотреть, - пояснил Кисляк.
– Давай-ка и мы притиснемся ближе.
– И он ловко заработал локтями.
[40] ГЛОТА - толпа.
Когда боярская челядь стала осаживать толпу перед выходом господина, Рода оттёрли от Дружинки и он потерял его из виду. Решил, что отыщет после, сосредоточил внимание на распахнутых церковных дверях.
– Ежели Гюргий на Боровицком холме, Кучка молится в своей церкви на Чистых прудах, - отмечала навалившаяся на плечо Рода розоволикая баба в цветастом повое, - а ежели князя нет, ездит показаться народу к Пятнице. Знай наших!
– Двоевластие, как двоепупие, - уродство, и только, - откликнулся мужик позади неё.