Кровь боярина Кучки
Шрифт:
Посол заговорил торжественно, как бы устами одного из черниговских князей Владимира или Изяслава Давыдовичей:
– Ступай прочь из Новгорода-Северского в Путивль, а от брата Игоря отступись!
Тишина воцарилась гробовая. Нарушили её крики всеобщего негодования.
– Панкрат Писало, ты отразил сии предательские слова?
– обратился князь к дьяку, - Теперь отрази мои.
– И он ответил ещё торжественнее, ибо обладал более мощным голосом: - Не хочу ни волости, ничего другого, только отпустите мне брата!
Род был потрясён братней преданностью Святослава Ольговича. В теперешний страшный день, когда Игорь Ольгович, несчастный великий князь на час, преданный почти всеми, сидит в порубе где-то
Посол удалился со своим пластаным орлом. Глухо переговаривались бояре. Около Рода ещё некоторое время сопел воевода Внезд, потом бочком отодвинулся и исчез. Сам Святослав Ольгович, выговорив Давыдовичам горькие слова, ушёл во внутренний покой. Род стоял, озираясь, соображая, как поступить. Властная рука легла на его плечо. Обернулся - боярин Пук. Пальцем поманил за собой и провёл в ложню князя.
[252] КНЯЖЩИНА - владения князя.
Святослав Ольгович лежал на низком широком ложе, застланном волчьими шкурами. Указав юноше на лавку против себя, он начал речь густым, тяжким голосом:
– Отовсюду предательство! Вчера Изяслав брату присягал, сегодня бросил его под спуд [253] . Вчера Давыдовичи в дружбе клялись, сегодня грозят войной. Как тут не захворать неверием?
– Святослав Ольгович говорил как бы сам себе, лишь при последних словах обратился к Роду: - Не держи обиды. Сам князь перед тобой винится.
[253] ПОД СПУД - в заточение.
– Не достоит [254] мне обижаться, - потупился юноша. И все же высказался впрямую: - Воевода твой скор на приговор.
– Это он вневеды [255] , - махнул рукой князь и круто переменил беседу: - О себе расскажи потонку [256] .
Юноше показалось, что Святослав Ольгович вполуха слушает, занятый более своим будущим, нежели чужим прошлым. Род ошибался. Князь тут же обнаружил, что не был глух.
[254] ДОСТОИТ - надлежит.
[255] ВНЕВЕДЫ - по неведению.
[256] ПОТОНКУ - подробно, детально.
– Послужи мне, юный боярин, - попросил он, - Да поусерднее, нежели твой батюшка Мономашичу Гюргию служил.
Это был колкий намёк на неучастие Гюряты Роговича в битве у Ждановой горы. Родислав Гюрятич нашёл ответ:
– Не взыщи за прямоту, государь. Ты не которишься с Новгородом Великим. Я же супротив родной крови не воитель, как и мой батюшка.
Обращение «государь» как бы выражало согласие стать подцанцем Святослава Ольговича. Князь явно подметил это и завёл речь о главном:
– Нынче мне каждый пособник как Божий дар. Поратуем сообща за правое дело. Я милостью не оставлю. Ценю своих слуг не ниже себя. Вот о Коснятке ох как душа болит! Что с ним теперь? Оставлял его у союзников, очутился он у врагов.
Доброта нового господина настолько согрела намыкавшегося яшника, что,
– Дозволь, государь, сызнова взглянуть…
[257] ГРЯДКА - полка над лавками вдоль стены.
Святослав Ольгович удивлённо следил за его рукой.
– Гляди. Для чего тебе?
– Через перстень увижу судьбу боярина, - самонадеянно пообещал Род.
Однако сколь ни усердствовал, ни напрягал волю, ни всматривался внутренним зрением в печатку с буквицами, ничего не видел.
– Что молчишь? Что молчишь?
– теребил его князь.
– Лик боярина мне не ведом, - смутился Род.
– Мерещится какой-то смерд в пыточной. Шишкоголовый, козьебородый. Более ничего.
– И он вернул перстень князю.
Однако Святослав Ольгович не спускал с юноши испуганных суеверных глаз.
– Шишкоголовый?.. Козьебородый?..
– Да, смерд какой-то, как тать на доиске, - растерянно улыбнулся Род.
– Нешто это боярин?
Князь робко протянул к нему пухлые руки:
– Подсоби встать…
Род поднял его. Их пальцы соприкоснулись. Величественный кутырь, став на пол, по-простолюдински приоткрыл изумлённые уста и застыл.
– Не отпускай моих рук…
Так они и стояли некоторое время друг против друга.
– Ну и силища из тебя!
– наконец молвил князь, - Так и вливается, так и обогатыривает! Уф!
– Высвободившись, он приблизил водянистые глазки к большим очам Рода: - Откройся, как на исповеди: ты ведун, выученик волхвов заокских?
Род отпрянул от прямого вопроса, словно от удара.
– Бог свидетель: я окрещён. Согрешил сейчас не для себя. Вылгать [258] не хочу. Объявил, что видел, - И для вящего оправдания юный ведалец повторил: - Лик боярина Коснятки мне не ведом.
[258] ВЫЛГАТЬ - обмануть.
Но трясущемуся властелину эти оправдания не были нужны.
– Суздальского Гюргия лик ведом ли тебе? Ведом? Так открой, где нынче Гюргий?
Род молчал довольно долго. Слепо опираясь пятерней о стену, попросил:
– Дозволь сесть…
– Садись, садись, пожалуй, - помог ему Святослав Ольгович поудобнее устроиться на лавке. Сам сел напротив, коснувшись тыквинами своих колен худых ног юноши.
– Гюргий Владимирич идёт с войском в твою сторону, - вымолвил Род устало.
– Ох, утешил!
– ванькой-встанькой подскочил кутырь.
– Ох, снял тугу [259] с сердца! Чуял я спиной предательство, посылывал к суздальскому брату. Коли верно твоё видение, стало быть, грядёт поможье.
– Князь облегчённо перевёл дух. Громоздкая его туша, отодвинувшись от Рода, застыла на какое-то время и вдруг беспокойно задвигалась по тесной ложне от узкой стрельчатой оконницы к низкой сводчатой двери.
– Брата бы выручить!.. Жизни не пожалею! Какая сила против меня? У Изяслава с Давыдовичами дружина по три-четыре сотни каждая, да ополченцев соберут тысяч пятьдесят-шестьдесят… Сила!.. У меня вдвое меньше. Вот если Гюргий поторопится… - Ольгович резко метнулся к Роду, сипло дыша, нагнулся над ним, заглянул - глаза в глаза.
– Не за себя прошу, за страдальца. Погляди!.. Одоление моё над Изяславом Киевским видишь ли?
[259] ТУГА - горе, кручина, печаль.