Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Не порите горячку. Ольгович не сделает худа нашему городу, - рассуждал посадский мастеровой за соседним столом.
– Мы перед ним открыли ворота.
– И не гораздо сделали, что открыли, - возражал провонявший рыбой торговец.
– Обдерут нас как липок.
Род слушал и говорил о своём:
– Любимых людей смерть косит, нелюбимых не трогает. Почему такая несправедливость?
– Твой ненавистник Кунуй поплатился жизнью, - вставил Берладник.
– Грязной жизнью чистые не оплатишь, - вздохнул Род, расплавляя камень в груди горячительной влагой.
Едва они вышли из корчмы, Берладник заметил:
–
Глаза Рода и без приглашения видели более чем достаточно. И уши слышали страшное. Двое кметей, наступая на вырванные с петлями двери, деловито выносили из церкви золотые сосуды. За поваленными воротами в глубине двора из богатого дома вылетела оконница вместе с трупом бородатого отца семейства. И сразу же - бабий визг с мужской руганью, шум борьбы…
– Кто ворвался в город? Черниговцы?
– недоумевал Род.
– Своя своих не поз наша, - сжал кулаки Берладник.
– Вон в конце улицы молодцуется воевода Внезд. Здесь для него подходящее поле брани.
Разгоняя плетями подважников-кметей, они подскакали к Внезду. Воевода был пьян.
– Подлый хапайла, прекрати татьбу!
– заорал Берладник, поднимая оружие.
– Опусти свой меч в ножны, княже, - мирно остановил его предводитель грабителей.
– Государем сей град отдан на поток войску. Мы в Карачеве не задержимся. Заутро все выступаем в вятские леса. Торопитесь на пир. Святослав Ольгович ждёт вас в княжом шатре.
До самых городских ворот провожали Рода и Берладника вопли, стоны и матерщина.
– Во имя чего все это?
– прокричал юноша своему бывалому спутнику.
Иван Ростиславич ничего не ответил.
В просторном княжом шатре пированье шло от души и от пуза.
Ещё не разоблачась, у входа разгорячённый бешеной скачкой Род услышал знакомый голос. Удалый тайный гонец, сидя под рукой хозяина стола, источал таланты рассказчика:
– Изяслав Давыдович говорит: «Пустите меня за ним. Пока Святослав на воле, он не перестанет отыскивать свободы своему братцу Игорю. Ежели уйдёт от меня, жену и детей у него отыму». Изяслав Мстиславич разрешает: «Ступай». Даёт три тысячи конной дружины и воеводу Шварна. Садится великий князь в лесу отобедать. Ждёт от подколенника вестей о победе. И весть приходит: Изяслав Давыдович наголову разбит! Тут Изяслав Мстиславич так осерчал, даже кулак о морду гонца поранил. В полдень явился и Изяслав Давыдович, повинная голова.
Тесное окруженье князя пировало в шатре. Вольно было лазутнику оказывать себя без опаски.
– Что за княжьи имена нынче!
– смеялся боярин Пук.
– Изяслав, Мстислав, Изяслав, Мстислав! Не разбери поймёшь, кто и кто. То ли дело встарь: Рюрик, Олег, Игорь, Владимир!..
Чадили жаровни… Коптили свечи…
Перевязанный Святослав Ольгович, изрядно охмелев, веселился напропалую.
племяш, мой тёзка Святослав Всеволодич, и дурни мыслят, что сын свергнутого великого князя им предан. Дуля им с постным маслом! А, Шестопёр? Как тебя там, Первуха или Вторуха?
– Первуха, - угодливо подсказал приятель Нечая Вашковца, верный дружинник Святослава Всеволодича. И тут заприметил Рода.
– Дозволь, господин, изойти наружу, вдохнуть морозцу?
– обратился он к князю. Получив изволение, Первуха увлёк Рода из шатра: - Ой, друг, большой привет тебе
– Как там Чекман, берендейский княжич?
– обеспокоился Род.
– Увидишь, скажи, что Итларь убит. Чекман знает ханича Итларя. А убийцу, хана Кунуя, Бог поразил отравленной стрелой.
– Не в себе ты, - трезвея в ночном морозе, подметил Первуха.
– Я тоже часто не в себе. Мыкаюсь, как челнок, от врагов к друзьям, от друзей к врагам. Перепутал уж начисто, где друзья, где враги. И тебе, гляжу, здесь не жизнь.
– Какая жизнь в окружении смертей?
– ответил Род и спросил: - Вот скажи на милость, отчего так? В узких зрачках злеца Кунуя я видел отмщенье смертью. В очах грешника воеводы Внезда тоже вижу скорую Божью месть. А в ясном взоре князя Святослава Ольговича, по вине которого льются реки крови, вижу долгую жизнь. Где же ему возмездие?
Первуха, выскочивший без верхней одежды, поёжился и подул в ладони.
– Слишком умно ты спрашиваешь. По моему бедному разумению таким людям, как Северский князь, возмездие будет лишь на том свете. Пойдём-ка согреемся чем покрепче.
– Страшны страдания того света. На этом страшней не выдумаешь.
13
Победа, подаренная судьбой под Карачевом, не дала плодов, как пустоцвет. Весь остаток зимы, всю весну уходил Ольгович от преследования Давыдовичей, углублялся в вятские земли. Позади остались Дебрянск, Козельск, Дедославль…
Перешли верхний Дон, отличный от того, что под Шаруканью, как телёнок от бугая. Без труда нашли брод лошадям по бабки. Иван Гюргич вёл сторожевой полк, прикрывая войско Ольговича с уязвимого тыла. Род, едучи рядом, заметил, как княжеский конь начал припадать на левую заднюю.
– Я преизлиха задумался. На дорогу грешу, а не на коня, - смутился князь, - Полиен!
– остановившись, попросил он оружничего.
– Погляди, что с конём.
Воинам было велено двигаться вперёд. Трое всадников остались одни.
– Конь потерял подкову, - сказал Полиен.
– Дрянная примета, - помрачнел Иван Гюргич.
– Не всякой примете верь, - попытался утешить Род, хотя у самого грудь свело от дурного предчувствия.
В первой же попутной деревне с неприятным названьем Облазня Полиен отправился отыскать кузнеца. Род с князем улеглись на траве, подложив под головы седла.
– Три года назад в такой же месяц червец жил я в лесу, никакого горя не ведая, - вспомнил юноша.
– И вот за три года - тридцать три несчастья!
– Чует моё сердце, - вслух говорил Иван Гюргич о своём, - Полиен все кузни обойдёт, нековань [325] воротится.
Так оно и случилось.
– Всю Облазню облазил!
– жаловался оружничий.
– Говорят, кони - на войне, кузнецы - на покосе.
Шагом поехали по дороге, не видя избавленья от нечаянной беды. И вдруг на самом краю Облазни у пластяного амбара - подковочный стан, в коем подтягивают коней на подпругах для ковки. Полиен бросился к амбару, а вернулся ни с чем:
[325] НЕКОВАНЬ - не подковав коня.