Кровь боярина Кучки
Шрифт:
Поодаль плакал Святослав Ольгович:
– Все меня покинули. Берладник предал. Увезли Владимира в Рязань. Половцы ушли. Ужель и ты покинешь брата, верный Иван Гюргич?
Ответить суздалец уже не мог. Глаза ввалились. Зрачки расширены, плохо видят свет. Лицо - пергамент. Пот холоден и липок. Грудь торопится дышать. В очах ещё порою возникает смысл и снова гаснет.
Одиннадцатый день болезни стал ещё суровее. Болящий неподвижен, как окоченелый. Обмороки прекратились, взор разумен. Князь уж не кричит, не вопиет, не жалуется, ничего не требует. Тело холодно, лицо бледно, как мёртвое, зрачки не движутся, обращены куда-то вдаль…
Бессильный
Род разогнулся, встал на ноги…
– Что?
– бросился к нему Святослав Ольгович.
– Он от нас ушёл, - сказал Род.
Снаружи распогоживалось утро. Солнце борзыми прыжками устремлялось ввысь. Из окружающих лесов вливался в город запах Троицы.
Почувствовав себя стократ осиротевшим, юный ведалец пошёл, шатаясь, на берег Осётра. Его догнал осиротевший Полиен:
– Князь Святослав Ольгович повелел тебе вернуться. Срочно шлёт тебя с несчастной вестью в Суздаль. Я подготовлю обережь и поскачу с тобой.
Род покорно зашагал назад:
– Готовь. А поготову разбуди. Сосну немного.
Книга вторая. НЕ ИЩИ УМЕРШЕГО.
СМОТРИНЫ СМЕРТИ
1
Напрямки сквозь дебрь Полиен ехать остерегался, боясь увязнуть в беспутье. Род не настаивал. Хотя и почитал лес своим родным домом, а до Суздаля добираться не доводилось. Согласился сделать клюку [327] : поскакали на Рязань. Оттуда на дощанике по Оке спустились до Мурома. Наезженная дресвяная Муромская дорога вела их через леса уверенно.
[327] КЛЮКА - кривизна.
– Вон сиганул рубль серебром!
– указал Полиен на лисицу-огнёвку, пересёкшую путь.
Род не интересовался ценой лисьего меха, ибо лавливал пушных зверей не для промысла. Однако он заметил необычную разговорчивость Полиена. Только что тот без умолку болтал о Рязанском князе Владимире Святославиче. Уж так-то жалостно смотрелся этот Изгой под рукой северского властелина, коему пошёл служить. Порой при виде его просто подмывало проявить щедрость: «На тебе, убоже, что мне не гоже!» А теперь северский властелин, загнанный врагами в лесной тупик, ходит как в воду опущенный, зато юный Святославич, посаженный Гюргием на рязанский стол, будто только и делал всю жизнь, что властвовал. А уж как таровато принимал их в Рязани! Заморскими винами паивал. Пластинчатым кавардаком [328] угощал, и белужьим, и ветчинным. Дощаник приказал снарядить, чтоб быстрей добраться
[328] КАВАРДАК - кушанье из мелких кусков.
Если осиротевший оружничий пытался утопить горе по своему умершему князю в несмолкаемой речи, то спутник его, молчаливый Род, тоскуя по другу Ивану Гюргичу, не находил сил поддерживать разговор.
– Вот и часовня Крест!
– воскликнул Полиен. Род не ответил.
– Эта часовня, - продолжал Полиен, - стоит на пересечении главных дорог: из Ростова на Владимир и из Кучкова на Муром.
– Из Кучкова?
– ожил и встрепенулся Род.
– Ну да, из Красных сел. Разве тебе не ведомо? Суздаль, Ростову брат, град Владимира, стоит у главного дорожного перепутья.
– Не бывал в Суздале, - вновь понурился Род.
– Вот минуем монастырь Бориса и Глеба, первых наших святых, - показывал Полиен, - а там Юго-Западные ворота.
Позади остался земляной вал. Потянулись узкие деревянные улицы с любопытствующими прохожими, жмущимися к бревенчатым стенам.
– Премноголюдный град, - с гордостью сообщил Полиен.
– Около двух тысяч жителей… А вот и церковь Богородицы на перекрестии главных улиц. Во Владимире по приказу князя Андрея точь-в-точь такую построили на таком же месте… А вот и детинец!
– кивнул он на деревянные стены.
– Гляди, ров какой: две сажени в ширину и в глубину, а внутри пластьём ослонен… Вот и Никольские ворота. По пути к Ильинским, пока доберёмся до дворца, увидишь три храма - Иакима и Анны, Рождества Богородицы и Успения Богородицы…
У дворцова крыльца одновременно с ними взошёл на ступени толстый боярин, только что покинувший колымагу. Его степенная борода, подобно полноводной реке, так и играла серебром.
– О, Полиен!
– удивился он.
– Какими судьбами? С какими вестями?
– С худыми, Ярун, с худыми, - пробормотал оружничий.
– К самому князю Гюргию Владимировичу поведатель от Ольговича Северского с очень худой вестью.
– Нет, сию минуту нашего князя во дворце. А что такое стряслось?
– насторожился боярин.
– Что стряслось, о том поведатель лично скажет, - заявил Полиен, помня строгий наказ Святослава Ольговича. Нет, смерть такого, как Иван Гюргич, значительного лица не впопыхах и не каждому встречному должна быть объявлена.
– Скачем в Кидекшу, - решил Полиен.
– Куда?
– не расслышал Род.
– В княжий дворец на Нерли под Суздалем. Там сейчас наш господин.
– И в Кидекше его нет, - хмуро глянул боярин, явно обиженный недоверием Полиена.
– Так где же он?
– потерял терпенье оружничий.
– Со временем будет здесь. Жди и береги свою тайну, - усмехнулся серебряный бородач, удаляясь.
– Кто это?
– спросил Род.
– Это Ярун Ничей, ключник князя Гюргия. То же, что и боярин Пук при Ольговиче. Много знает, а все ему мало!
Тем часом из колымаги вышла женщина в серой понке и остановилась поблизости. Держалась так, что Ярун Ничей, с коим она, видимо, и приехала, оставался все время к ней спиной и появления её не приметил. Когда боярин ушёл, женщина, резанув сердце Рода знакомым металлическим голосом, тихо произнесла: