Кровь боярина Кучки

Полуян Вадим Петрович

Они пошли к княжому шатру.

–  Мне нельзя ведать имя красносельского лазутника?
– спросил Род.

–  Отчего ж нельзя?
– пожал плечами Короб.
– Ты наш. А в Кучкове прожил изрядно. Может, твой знакомец? Имя его Дружинка Ильин Кисляк… Почему ты вздрогнул?

–  Перегрелся у костра, обдул ветер, - наскоро отговорился Род и ещё спросил: - А не сказывал лазутник этот о судьбе Петрока Малого, любительного слуги боярского?

–  Петрока… Петрока… - напряг память Якун и вдруг хохотнул.
– Вспомнил, сказывал. Этот любительный слуга своему господину не потакнул, не пожелал бежать в Киев. Тоже сидит в порубе.

–

 Зачем же Степан Иванович медлит с побегом?
– вслух подумал Род.

–  Стало быть, туг на сборы, - пояснил Якун Короб.
– Да и подружию свою не уймёт никак. Оставлять жаль, а казнить ещё жальче.

Приблизились к Гюргиеву шатру, приметному по узорчатой златотканости и обилию вокруг боярских детей и пасынков. У длинной коновязи насыщался овсом из подвязанных торб ряд разномастных коней. Род передал боярину снадобицу с отваром дремлика.

–  Сам-то не зайдёшь к государю?
– спросил Якун и тут же рассудил: - Где там! Лик заострился, очи запали. Вестимо, устал, ночь не спавши, рыская по лесам. Скажи, сколько пить, отдохни, а уж после…

–  Ежедень перед сном по лжице на фиал молока, - еле вымолвил Род, чувствуя на спине испарину.

Боярин ушёл. Выученик табунщика Беренди быстрым оком окинул коней и сразу определил наиболее свежего, отдохнувшего. Это была избура-гнедая кобыла. Должно быть, её хозяин отлучился давно и надолго. Отстегнув торбу, отвязав повод, Род птицей взлетел в седло и, разворачивая кобылицу, увидел Дружинку Кисляка, выходящего из шатра. Едва их взоры сошлись, обомлевший Дружинка, признавший своего старого поднадзорного, быстро взял себя в руки и завопил что есть мочи:

–  Держите вора!

Вырвав лук у охраныша, он нацелился и… Нет, мастер по доносам и пыткам не мастер по стрельбе. Род даже не услышал пения стрелы. А спустя самое короткое время он уж летел по Старо-Русской дороге в сторону Кучкова.

Лететь-то летел, да мосты проклятые из давно не менянного пластья таили беду для торопливого всадника. Ссоры да которы между князьями да половецкие набеги с бродничьими разбоями так расхолодили чернедь-мужичков, что те не блюли дорожной повинности, дресва уходила в песок, умножая колдобины, а гнилое пластьё осыпалось, делая щербатыми многочисленные мосты.

Мосток-западня был мал, перекрывал не реку, а всего лишь ручей. В его-то щербатину и скользнула подкованная нога, и полетел всадник вперёд коня. Ему посчастливилось вверзиться в придорожную копну сена. Встал, встряхнулся, оглядел узкое поле, окаймлённое лесом, помог подняться своему скакуну. Кобылица хотя и всхрапывала, поводя ошеломлёнными зрачками, но, кажется, была в порядке.

Нет, содранная задняя бабка все же заметно умерила её прыть. А на порченой кобыле далеко не ускачешь. Вскоре обеспокоенный всадник спешился и приник к земле. Волновался, оказывается, не зря. Ухо уловило дальний топот многих копыт. А дальнее быстро может стать близким. За ним гнались.

Сразу рассудил: гонятся на борзых конях, стало быть, вот-вот нагонят. Бросить кобылицу, уйти пешим в лес - значит, Гюргий прежде него попадёт в Кучково. Решение созрело скорое. Род, работая понукальцем, гнал кобылу вперёд и за каждым лесным поворотом высматривал подходящее дерево. А погоня уже звучала в ушах, даже голоса доносились. В который раз оглянувшись, он увидал вылетевших из-за березняка всадников. Ещё миг - и сосчитал, что их трое. Судя по голосу, именно Дружинка Кисляк издал радостный вопль: «Во-о-он он!» Самонадеянный Дружинка, выслуживаясь

перед Гюргием, вызвался сам-третей обратать Рода и выдать на княжеский произвол. Юный лесовик, яшник и воин усмехнулся, вспомнив хана Кунуя с его ватагой. В тот раз без Итларя ему бы не отбиться. Кунуевцев собралось не трое, а слишком много. Если бы любимая Улита и её нелюбимый отец были вне опасности! Из-за них даже всего-то с тремя поимщиками Роду неверным показалось вступать в неравный, хотя, должно быть, выигрышный бой. Нет, лучше добиться победы иным путём и наверняка. Счастье, что в здешних лесах Старо-Русский путь вьётся аки змий торопящийся - изгиб за изгибом, изгиб за изгибом… Помоги, Бог, чтоб за первым же поворотом возвысилась разлапистая берёза, тянущая над дорогой ветвь-руку, толстую и не слишком высокую. Многажды он сворачивал, а такой берёзы не встретил. Вот и последний поворот, за которым его нагонят. Вскинул юноша голову вверх, привычная мысль устремилась к Сварогу, но нежданно для себя он истово осенился крестным знамением и подумал: «Спаси, Христос!»

Свернув, Род сразу же бросил повод на шею запалённой кобылы. Вот тут-то и пригодились конные упражнения, которым учил в плену искуснейший Беренди. Яшник Род навострился так, что не ударил бы лицом в грязь и на самом хурултае под Шаруканью. Сейчас он вспрыгнул ногами в седло, вскинулся во весь рост и, когда кобыла проходила под деревом, ухватился за руку-ветвь, подтянулся и в следующий же миг скрылся в густоте кроны…

В двух шагах от дороги в подберезье разросся малинник. Эх, малинки бы посбирать!..

Пока поимщики подъезжали, было время задуматься о своём внезапном побеге из лагеря Гюргия. Теперь пропадай навек надежда на возвращение отчей жизни боярской. Не видать ему от суздальского властителя ни боярства, ни вотчины, никакой награды за службу. Тяжкая княжеская немилость - вот его удел. И все это ради спасения ненаглядной Кучковны и её несуразной семьи. Как их спасти? Лелеялась мысль о ненадёжном убежище в Затинной слободе под Азгут-городком. Конечно, притом что Фёдор Дурной замолвит словечко перед атаманом Невзором, а тот согласится на приемлемый выкуп. Потом лесами - до Киева. А там и Нечай Вашковец, и Первуха Шестопёр помогут старому москворецкому изгою с его семьёй приблизиться к Святославу Всеволодичу, своему господину. А для Улиты и Рода наступят райские дни. Ах, мечты, мечты!..

Дружинка Кисляк со товарищи натянули поводья под самой его берёзой.

–  В лес бежал, блудень! Бросил коня, пёсья мать!
– заругался кучковский обыщик.

–  Далеко не уйдёт. Я Волковский лес как свою ладонь знаю, - изрёк хмурый бородач.

Третий, молодой и, должно быть, ленивый, спешился:

–  А на кой ляд его искать? Приведём назад кобылу, скажем: порешили парня в стычке.

–  Это надо доказать трупием, дурья голова, - пояснил Кисляк.
– Я посторожу коней, а вы поищите.

–  Может, нам посторожить коней?
– прищурился молодой.

Роду грели душу их отношения. Он ожидал развязки.

В конце концов все втроём решили перекусить. Бородач надоумил, что беглец попытается скосить путь, выйти лесом на деревню Пешаницу, а оттуда прямая дорога к Мосткве-реке, к Красным сёлам. Отдохнув, они засветло примчатся к Пешанице по наезженному просёлку, а там спрячутся у Красносельской повёртки и отай дождутся пешего беглеца. Это всем пришлось по душе. Своих коней пустили пастись стреноженными в придорожные травы, кобылу Рода не тронули, потеряли к ней интерес.