Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Родислав Гюрятич… - В следующий миг её холодная рука оказалась в его жаркой ладони.
– Вевея?
– Глазам не верю, Родислав Гюрятич, собственным глазам никак не могу поверить… Ты жив?
– лепетала девушка, дрожа выпростанными из-под понки рыжими локонами.
Он сжимал чужие холодные пальцы, будто руку самой Улиты.
– Давно ли из дома? Скажи, как боярышня?
– Из дома… ой!.. второй месяц. А боярышня… ой!.. твоими молитвами, - высвобождала пальцы Вевея, пронзая Рода острыми глазками.
Он все же не удержался и поцеловал Улитину сенную девушку в лоб. В ответ она неожиданно обняла и поцеловала в губы.
– Как только
Напоминание об усыновлении смутило его больше, нежели её объятья и поцелуй.
– Не называй меня Петром, - отстранился он.
– Как жив остался, расскажу после. Сначала расскажи ты.
Полиен не дал им продолжить, громко спросил:
– Что за вислёна [329] удерживает тебя?
[329] ВИСЛЁНА - женщина дурного поведения.
– Ничуть не вислёна, - обиделся за Вевею Род.
– Она сенная девушка моей Улиты, - вырвалось у него слово «моей», и такая оплошка сразу же отразилась злой искоркой в колючем взгляде Вевеи, напомнив о её предательском подглядывании в стенной глазок.
– Как же ты оказалась в одной колымаге с чужим боярином?
– подозрительно наморщился Род.
– Князь Гюргий отправил нас за малахитовым ларцом с хрестьчатой [330] золотой цепкой для… - слишком поторопилась с ответом Вевея, тоже оплошав и оттого спутавшись: - Для… для…
[330] ХРЕСТЬЧАТОЙ - цепь, рисунок которой образует соединение мелких золотых крестиков.
– Ах, значит, тебе ведомо, где сейчас князь Гюргий?
– выручил её вопросом Полиен.
– Он в каменном доме на Хлебной горке, на Конёвьей площадке, - выпалила она.
– Обождите… Да обождите же…
Однако Полиен без лишних слов потянул Рода к коновязи. И вот они уж поскакали по кривым улицам, оттесняя к стенам прохожих…
– Эй, где эта Хлебная горка, Конёвья площадка?
– окликал Полиена Род.
– Следуй за мной. Я знаю, - торопил его спутник.
– Один там каменный дом вдовы Медорады…
Вот они проводят коней меж кирпичными вереями открытых ворот, взбегают по крыльцу с навесом на пузатых столбах, а в глубине двора видна пыльная кареть с невыпряженной четверней, и около неё рыскает возатай, очень похожий на кучковского кощея Томилку.
Какие дела у Вевеи в Суздале? Как она связана с этим домом? Отчего здесь Томилка? Задав себе вовремя эти вопросы, Род, возможно, и не поторопился бы входить в неприятный дом. Однако, уставший с дороги, сбитый с толку происшедшей сумятицей, он думал о несущественном. Бедный зеленью, плотно застроенный, Суздаль показался ему неуютнее, суматошнее иных городов, даже таких, как Кучково. А каменный дом вдовы Медорады громоздился среди бревенчатых теремков, как боров среди козлят. Первую настороженность вызвала мысль: отчего ни на крыльце, ни в сенях их никто не встретил, слуги словно попрятались? Тишина… И вдруг в этой тишине, у которой явно были глаза и уши, раздался истошный, пронзительный, не забываемый по своей характерной писклявости голос, вернее крик, раскатившийся по многочисленным переходам и закуткам:
– Аме-е-е-лфа-а-а!
Род мгновенно отметил, что перед этим криком слышал неведомо чьи шаги впереди. И тут же увидел
– Аме-е-елфа-а-а!
Из внутренних покоев на крик вышел великан, как показалось под низкими сводами, хотя не такой уж и великан, скудобородый, грузный, болезненно белый лицом. Он недовольно повёл длинным, кривым носом по сторонам и тут же сосредоточил колючий взгляд маленьких глаз на крикуне:
[331] РАСПАШНОЙ ОХАБЕНЬ - одежда из легкого сукна.
– Пошто не побережёшь глотку, Степан Иваныч?
Низенький Кучка, запахнув обширный охабень, засеменил к своему высокому государю. Князь Гюргий неторопливо застёгивал накинутый только что пониточный [332] кафтан, совсем не княжескую одежду.
– Не гораздо эдак… не попригожу… Давно вижу… - захлёбываясь, верещал Кучка.
– Мыслишь, князьям все дозволено. С боярскими жёнами спать? Я тебе не холоп!
Князь Гюргий не слушал обесчещенного боярина. Он смотрел на вошедших следом Пол иена и Рода.
[332] ПОНИТОК - ткань на нитяной основе.
– Вы тут почему? Ты, Полиен, зачем? Где господин твой, мой сын Иван? А тебя, парень, я будто видел когда-то где-то…
По лицу князя, несмотря на суровый голос, было заметно, что нежданные посетители пришлись весьма кстати.
Разъярённому Кучке и появление посторонних не поубавило прыти.
– Во-ло-детели!
– вопил он.
– Жизни, земли им подавай! А ещё подавай и жён!
– Я тебя узнал, молодец, - дружелюбно улыбнулся Роду князь Гюргий.
– Ты вот этого всполохнувшегося боярина наречённый сын Пётр Степанович.
При этом имени Кучку словно окатили ледяной водой. Он внезапно смолк, в то же мгновение обернулся и при виде живого, невредимого Рода остался с открытым ртом.
– Моё подлинное имя Родислав Гюрятич Жилотуг, с твоего соизволения, государь, - твёрдо сказал Род.
Князь Гюргий чуть приметно подмигнул, дескать, ему все ведомо.
– Сын писал о тебе, - сказал он, словно позабыв о Кучке.
– Со слов Короба Якуна знаю: ты его лечил. Как он здравствует?
– Государь!
– вмешался Полиен.
– Боярин Родислав Гюрятич послан к тебе князем Святославом Ольговичем Новгород-Северским как поведатель.
– Что ты должен поведать?
– посуровел Гюргий.
Род сделал поясной поклон, коснувшись рукой пола.
– Государь! Сын твой Иван Гюргич, не снеся тяжкой лихоманки, в ночь на прошлый понедельник ушёл из жизни.
– Как?
– воскликнул князь.
– Он же поправлялся…
– Порой хорошее предвещает дурное, - опустил голову Род.
– Бог наказывает грешников, - прошептал Кучка, осеняя себя мелким крестным знамением.
Князь услышал этот шёпот.
– Едем во дворец, - сказал он Роду.
– Там наедине расскажешь все потонку. А ты, грешник, - снизошёл он обернуться к Кучке, - брось блажить. Готовь людей в поход. После похорон Ивана двигаюсь на юг в подмогу брату Святославу. Выходи на Старо-Русскую дорогу у Мостквы-реки на мой позов. Там встретимся.