Кровь и туман

nastiel

– Я бы больше предпочла встретиться с другими своими старыми знакомыми, – говорю я. – С теми, кому при жизни я много что сказать не успела…

– Ну, извини, что не оправдал ожиданий, – Христоф разворачивается на пятках и уходит прочь.

Не обиделся. Снова играет. Знает же, что я всё равно последую за ним, деваться-то мне некуда. Вот и тешит своё самолюбие. Мысль о том, что не зря я пустила ему пулю в лоб, прогоняю сразу, но успеваю словить себя на том, что угрызений совести при этом совсем не испытываю.

– Стой! – я нагоняю Риса,

который, вообще-то, не особо и торопился уходить. – А ты можешь следить за жизнью живых?

Рис хохочет. Искренне и даже хватаясь за живот. Самое время толкнуть его, чтобы не зазнавался. И я почти собираюсь сделать это, когда он вдруг успокаивается, выпрямляется и становится предельно сосредоточенным:

– Я не на облачке сижу, ноги свесив, – заявляет. – Ты вообще слушала то, что я тебе до этого рассказывал?

– На всякий случай спрашиваю, – оправдываюсь я. – Хотя, наверное, тогда ты бы наверняка спросил меня о Власе…

– О Власе? – переспрашивает удивлённо. – А что с ним?

– Ничего. Живёт.

– Хм.

“Хм”? Я только что упомянула имя его племянника, благодаря которому ему почти удалось провернуть свой план, и всё, что я получаю – это “хм”?

– И как он?

– Не злой гений вроде его дядюшки, – сразу сообщаю я.

Рис облизывает губы. Хмыкает.

– Я не об этом. Как он в общем?

– Тебя правда это волнует? После всех тех моментов, когда ты использовал его ради собственной выгоды?

– Я уже мёртв, Ярослава, – напоминает Рис, делая акцент на на втором слове. – Считай, за всё своё расплатился. Так что хватит сыпать упрёками.

– Расплатился? Как-то маловато, тебе не кажется?

Рис отмалчивается. Выпячивает подбородок, и я думаю: вот она, черта, которую ему бы не хотелось, чтобы я переходила. А я танцевать на ней готова, лишь бы только это причинило ему хоть каплю той боли, которую из-за него пришлось испытать мне.

– Он умнее, чем ты, – говорю я, когда пауза затягивается, а глядеть на одни и те же виды мне надоедает. – Намного. И сильнее. Он ведь мрачная гончая. Он спасает, в отличие от тебя.

– Рад за него, – бесцветно отвечает Христоф.

– Он в Совете. Не знаю, за что отвечает, но какая-то важная шишка – точно. А ещё в штабе преподаёт.

– Получается, всё-таки гений, – поправляет мои уже сказанные слова Христоф.

– Да, – киваю я. Затем быстро добавляю: – И мы с ним встречались.

Я жду реакции в стиле дикого удивления с элементами полуобморока, но получаю слова то самое злополучное “Хм”, даже с той же интонацией и без единой доли подтекста.

– Делаю ставку на то, что ты умер в конце девятнадцатого века и не знаешь, что “встречаться” значит больше, чем пересечься на улице или в каком-либо месте. Мы… – я щёлкаю пальцами. – Не знаю, как в ваши времена это называлось… Мы были парой, как парень и девушка, которые вместе, но не в смысле “вместе” типа вдвоём, а “вместе” типа…

– У меня от твоих объяснений голова болит, – стонет Рис. – Я понял. Вы были возлюбленными.

Возлюбленные.

Ведь это предполагает, что я любила Власа в ответ, верно? Но я не знаю… Не уверена. Что-то с моей стороны только начало зарождаться, когда всё внезапно кончилось, а сейчас я определённо точно скучаю по нему. И надеюсь, что он когда-нибудь сможет простить меня.

– Теперь, по крайней мере, понятно, откуда взялась ваша связь.

– Какая ещё связь? – спрашиваю я.

Выходит почему-то возмущённо, словно Рис как минимум обвинил меня в чём-то порочном.

– Та, что не позволила тебе убить его и тем самым остановить меня.

– Мы не убили Власа только потому, что он был жертвой, – поясняю я. – Ты же не будешь обвинять жертву насилия в том, что её изнасиловали?

– Но и отправлять себя в прошлое, рискуя не только своей жизнью, но и жизнями моих близких, чтобы остановить насильника, я тоже не буду.

Отчётливо понимаю, к чему именно ведёт Христоф, но в голове это никак не хочет складываться во что-то определённое. Оставили Власа в живых потому, что так надо было. Убей мы его, разве это можно было бы считать успешно законченной миссией?

– Знаешь, – произносит Христоф. Внезапно касается моего локтя, хотя я и так слушаю его очень внимательно. – Говорят, некоторые были рождены для того, чтобы встретиться и повлиять на судьбы друг друга. Может, вы с Власом – именно этот тип душ.

Я пожимаю плечами.

– Мысли подобного рода пугают меня, поэтому я стараюсь о них не думать.

– Пугают? Почему?

– Потому что это значит, что от меня совершенно ничего не зависит. Во время рождения мою историю создаёт судьба, а после я перехожу в распоряжение некой материи. Что мне остаётся?

– То, что идёт посередине, – отвечает Христоф. Ставит ладони параллельно друг другу и перпендикулярно земле, показывая небольшой отрезок. – Тебе остаётся жизнь, Слава. Да, твоя история уже написана, но ты в ней – единственная, кто имеет право на внесение правок.

– Ты мог бы быть отличным чьим-то другом, если бы не был одержим своими идеями, Рис, – говорю я.

Христоф поджимает губы. Странный блеск в его глазах заставляет меня напрячься.

– Не помню уже, когда меня в последний раз называли Рисом, – поясняет он свою реакцию. – И мне правда очень жаль, что ты умираешь.

– Думаю, тебе приятно будет узнать, что не все твои… – я откашливаюсь. Слово “творения” – это явно слишком для вполне реальных разумных существ. В конце концов, мы говорим не о монстре Франкенштейна. – Не все те, кого ты сделал химерами, представляют собой чистое зло.

– Они и не должны были этим…

– Не перебивай, – прошу я.

– Извини, – Рис хмыкает. Делает разрешающий жест рукой. – И продолжай.

– Я лично знаю одну… его зовут Антон, он преподаёт в штабе боевые искусства. Хороший мужчина. Живёт полноценной жизнью. У него есть друзья и… ребята, которые видят в нём пример для подражания.