Круги ужаса(Новеллы)
Шрифт:
Он склонился над Руфью и одобрительно махнул рукой.
— Что и называется смертью! — сказал он.
Он достал из кармана бланк и принялся писать.
— Да, да, — кривился он, покрывая бумагу неровными буквами, — жизни наступает конец, как и всему прочему. Мы говорим коронарный тромбоз… или остановка сердца. Так проще. Вот свидетельство о смерти. Шесть шиллингов. Разрешение на похороны еще шесть шиллингов и пять шиллингов за вызов в часы приема, что привело к потере нескольких клиентов. Семнадцать шиллингов, которые
Он осушил полбутылки виски и похлопал Руфь по щеке.
— До встречи в раю, моя красотка! И удалился, насвистывая.
Мы с Эльзой не поскупились на расходы. Руфь спит на маленьком кладбище Гровс в могиле из шотландского гранита. Она обратится в прах, и ее никто не потревожит, ибо мы решили оставить ей ее золотые зубы.
Мистер Глесс меняет жизнь
В день, когда Дэвид Глесс отпраздновал свою пятидесятую годовщину, он вернулся в прошлое, вспомнив людей и события.
Отпраздновать — слишком сильно сказано, ибо никто не подарил ему ни цветка, ни безделушки, никто не сказал доброго словца; сам же он позволил себе только лишнюю пинту эля. Воспоминания, впрочем, длились недолго и завершились несколькими словами: «И что за свинячья жизнь!»
Именно в это мгновение в лавочку мистера Глесса ворвалась мисс Труссетт и обвинила в том, что он продал ей красную фасоль, которая никак не хотела развариваться.
Дейв Глесс не питал особой злобы к мисс Труссетт, хотя та была паршивой покупательницей, недовольной всем и вся, но в тот день — почему именно в этот день, а не другой? — она вызвала в нем раздражение.
— Полагаю, — добавила сплетница, — что рис, полфунта которого собираюсь купить, будет дробленым и разбавлен мышиными какашками, а в той полуунции перца, в котором нуждаюсь, будет недовес.
Бакалейная лавка Дэвида Глесса находилась между Лавендер-Хиллс и Клепхэм-Коммон, на углу кривой улочки и неподалеку от пустыря, превращенного в свалку; по непонятной причине, когда поднимался смог, черный лондонский туман, он зарождался именно здесь.
В этот момент за окнами заскользил жирный дым, стены дома напротив отдалились и исчезли.
— Аннабелла Труссетт, — тихо произнес Дейв Глесс, — идите к дьяволу.
— Э!.. Что?.. Вы сказали, — женщина задыхалась, держась за живот, словно ее ударили.
— Что я сказал?.. Если хотите лучше расслышать, слушайте: вы — отвратительное создание… любовница старого точильщика с Систерс-стрит, порочного и страдающего экземой, и воруете в больших магазинах!
— Святые небеса! — завопила мисс Труссетт, которая частенько помогала активисткам Армии Спасения… — Спасите меня… С ума сошел! С ума сошел!
— Моя фасоль доброкачественна, и я никого не обвешиваю, —
Он говорил тихим голосом, прислушиваясь к приближающемуся шуму, доносящемуся из ватного, черного тумана.
— Я говорил…
— Ничего не хочу слышать, — взвизгнула мисс Труссетт, затыкая уши.
— Прекрасно, — сказал бакалейщик, — лучшего вы сделать и не можете.
Шум становился все отчетливей: грр… грр… грр…
Женщина распахнула дверь и нерешительно замерла перед стеной дыма, загородившего ей дорогу.
— Грр… грр…
Дейв Глесс хорошо знал этот привычный шум.
— Идите к дьяволу, Аннабелла Труссетт, вы будете у него через мгновение.
И с силой толкнул в спину.
Она сделала несколько шагов и во весь рост растянулась на мостовой в то мгновение, когда появился огромный грузовик, груженный тюками хлопка для фабрики «Брезилиен Ко».
В мире, быть может, и есть места, где о мертвых принято говорить лишь хорошее. В лавочке Дэвида Глесса все было иначе, особенно когда там собирались местные домохозяйки.
Смог ушел, уступив место веселому солнышку. Утренний дождь уже смыл нарисованные мелом очертания трупа мисс Труссетт.
Развешивая муку, маринованную семгу и патоку, Дейв с некоторым удивлением слушал высказывания соседок.
— Да сжалится Боже над ее бедной душой!.. Но надо же, бедняга носила шляпу и котелок святых дам из Армии Спасения, а сама была подстилкой Слайку, этому сгнившему заживо лудильщику!
«Смотри-ка, — сказал про себя Дейв, — он был не точильщиком, а лудильщиком. Одно стоит другого…»
— У нее дома обнаружили множество вещичек, исчезнувших из магазина безделушек миссис Хук, где она занималась уборкой.
«Ага, — подумал Дейв Глесс, — магазин миссис Хук не очень большой, но сучка там воровала… Она воровала!»
— Ну что ж, — поставила точку в обсуждении одна из мегер, — земле будет предано тело, а душа отправится к дьяволу!
«К дьяволу, — опять возликовал бакалейщик, — а ведь я первый послал ее к нему! Надо поразмышлять над этим».
Его размышления ни к чему не привели, но ночь Дейв провел неспокойно, и ему на ум пришли новые мысли.
Его сон был нарушен кошмаром, в котором мисс Труссетт не играла никакой роли, но в нем было много необычного, и пробуждение он встретил с облегчением и радостью, хотя до рассвета было еще далеко.
Он увидел, что ночничок погас, а около окна высилась слегка светящаяся фигура.
В то же мгновение начала потрескивать мебель, хотя была она древней, и дерево уже давно не издавало никаких звуков.
С почти человеческим стоном распахнулась дверца зеркального шкафа. Хотя Дейв был уверен, что, как обычно, запер ее на замок. Затем прозвучало три четких и резких удара по стенам и потолку.