Крутая волна
Шрифт:
— Я здесь работаю. С сегодняшнего утра.
— Ясно. — Гордей обвел взглядом зал. — Егорову Наталью знаете?
— Да, она спит вон там, в углу.
— Разбудите ее.
Ирина встала, пошла было в глубь зала, но тут же вернулась и, потупившись, выдавила:
— Я вам должна… В общем… Идемте, я вам все расскажу. Пойдемте туда.
Она выбежала в коридор, Гордей вышел за ней. Ирина стояла, прижавшись спиной к стене, испуганно смотрела на Гордея и бормотала:
—
Гордей уже догадался, о чем она хочет рассказать.
— Не надо, я уже все знаю. Я ведь был у вас дома и знаю, что вы ничего не могли сделать, ничего. Вы не виноваты…
— Нет, виновата! — воскликнула Ирина. — Я должна была предвидеть… Ах, как это гнусно и страшно!
Она вздрогнула, закрыла лицо руками и зарыдала. Говорить ей о том, что вчера видел ее брата, сейчас не стоило.
— Ну ладно, успокойтесь. — Гордей погладил ее по голове. Ирина уткнулась ему в грудь и зарыдала еще пуще. А он гладил девушку по голове и не знал, что сказать, как утешить.
Из лазарета выглянула Наталья и в изумлении остановилась. Потом брезгливо сказала:
— Какая гадость! — и резко захлопнула дверь.
«Вот незадача!» Гордей отстранил Ирину и рванул дверь. Наталья шла в свой угол, он догнал ее на полпути, взял за плечи. Она резким Движением сбросила его руки и прошептала:
— Какой негодяй! И эта… Господи, совсем девочка, а туда же!
*
— Погоди, ты что подумала? Ты послушай…
— Не хочу ничего слушать. Ничего!
— Нет, ты выслушай! — Гордей повернул ее к себе.
Кто-то поднял с кровати голову, сердито сказал:
— Нельзя ли потише?
— Пойдем, я тебе все расскажу. — Гордей снова взял Наталью за плечи, повел к выходу. Она нетерпеливо отстранилась:
— Оставьте! Мне противно на вас смотреть, подлый развратник!
Тогда он подхватил ее на руки и понес. Наташа пыталась вырваться, но он крепко держал ее.
Ирина стояла уткнувшись в стену, худенькие плечи ее вздрагивали, она по — детски всхлипывала. Гордей поставил Наталью рядом с ней, эта тоже теперь плакала, из глаз ее, наполненных презрением, падали одна за другой крупные, как стек- ляные бусы, слезинки.
— А ну-ка перестаньте! — прикрикнул Гордей.
Испуганные его окриком, они обе затихли.
— Теперь вот слушай, — сказал Гордей, обращаясь к Наталье. — При ней. Эта девочка привела к себе домой нашего раненого матроса Дроздова. А ночью пришли какие-то люди и убили его. Она убежала из дому, пришла сюда. Она не виновата, а переживает. Теперь понимаешь, о чем мы с ней говорили?
— Понимаю. — Наталья пальцами смахнула со щек остатки слез.
— А ты вон чего подумала! — с упреком сказал Гордей.
— Я не могу себе простить… — Ирина опять зарыдала.
Наталья несколько мгновений смотрела на нее, потом обняла- Ирину и повела в лазарет:
— Успокойся, ты тут ни при чем. Пойдем, я дам тебе капли.
Они ушли, а Гордей прислонился к стене и закурил. «Вот ведь как нелепо получилось! — подумал он. — И как она сюда попала?»
Но он не только не ощущал досады, а даже испытывал какое-то удовлетворение, и не оттого, что все кончилось благополучно, а оттого, что Наталья вот так ко всему отнеслась. «Ревнует, — значит, любит» — говаривали в таких случаях, и сейчас Гордей готов был верить этому.
Наталья вернулась быстро. На ходу застегивая куртку, предложила:
— Пойдем на улицу, здесь душно, накурено.
Площадь была белой, ветер немного утих, но снежная крупа все сыпалась и сыпалась. Наталья нагребла ее полные пригоршни, смяла в тугой скрипучий комочек, прижала его к щеке.
— Вот и зима начинается.
— Еще растает.
— А я почему-то люблю снег. И вообще люблю зиму, — мечтательно сказала Наталья и, помолчав, тихо спросила: — Не сердишься на меня? Так нелепо все получилось.
— Бывает, — снисходительно чсказал Гордей. И чтобы переменить разговор, сообщил: — Знаешь, я видел твоего отца.
— Где?
— В Смольном. Я ему сказал, что ты здесь.
— Он очень сердился?
— Нет, не очень. Только просил тебя поберечься. Ты его пойми, одна ты у него.
— Да, одна, — задумчиво сказала Наталья.
Они вошли в парк, здесь было тише, слышно, как похрустывает под ногами снег. Наталья взяла Гордея под руку, прижалась к нему. Этот ее неожиданный жест взволновал Гордея.
— Замерзла? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Нет.
— А я, наверное, завтра вернусь на корабль.
Наталья остановилась, опустила голову. Потом тихо спросила:
— Это обязательно?
— Да, нужно.
— Я понимаю, но…
Больше она ничего не сказала, опять взяла его под руку, прижалась к его плечу, и они долго шли молча. Потом Гордей спросил:
— Может, тебе лучше вернуться к отцу?
— Он об этом просил?
— Нет. Он знает, что ты не могла иначе.
— Не могла. Я бы потом никогда не простила себе, если бы осталась дома. Ты понимаешь? — Она остановилась, стараясь заглянуть ему в глаза.
— Понимаю. Я бы тоже не простил.
— Мне?
— Нет, себе.