Крутая волна
Шрифт:
Ему приснилось, что он сидит на берегу Миасса, нещадно печет солнце, коровы стоят в воде и отбиваются хвостами от паутов, а дед Ефим лежит на пригорке в валенках и сермяге. Вот он поднимает голову, подслеповато щурится на солнце и говорит:
— Ты пошто коров домой не гонишь, гли — кось, солнышко-то совсем зашло.
— Как это зашло? Ты же на него смотришь!
— А я его не вижу. Знать, совсем ослеп.
Дед опять укладывается спать, а Гордей спускается к реке| чтобы искупаться. Он уже разделся, готов прыгнуть в воду, но вдруг видит, что по реке плывет мичманка боцмана Пузырева. «Отку да она тут оказалась?» — думает Гордей. Течение уносит мичманку все дальше, вот она уже скрылась за поворотом реки.
Гордей ныряет в воду, она почему-то холодная. Чтобы согреться, Гордей быстро, саженками, плывет к другому берегу, потом обратно. Он уже устал, но так и не согрелся. Ему хочется поскорее выскочить из воды под палящие лучи солнца, но на берегу возле куста, где он раздевался, сидит Наталья и смеется. На ней длинное белое платье, оно еще больше подчеркивает смуглость ее кожи, крепость тела.
А у Гордея зуб на зуб не попадает, он уговаривает Наталью:
— Ты отойди вон за тот куст, я оденусь.
Наталья в ответ только заливисто хохочет, показывая белые ровные зубы.
Вдруг откуда ни возьмись налетает сильный вихрь, подхватывает Наталью и поднимает высоко в небо. Вот меж набежавших туч мелькает ее белое платье, оно как бы растворяется в небе, потом из тучи выскакивает молния и раскалывает небо надвое, как арбуз. Из образовавшейся в куполе неба неровной щели, как из пробоины в корабле, хлещет вода…
Гордей просыпается. И в самом деле холодно, хотя никакой воды нет, и небо над головой целое— ни одной трещинки. Только лохматые звезды, густо усыпавшие его темный купол, моргают где-то высоко — высоко. «Вот черт, приснится же этакое! — думает Гордей, вспоминая свой сон. И пугается: —А где же Наталья? Ведь она тут была».
Он хочет встать — и больно ударяется раненым плечом о баранку руля.
— Вот черт! — уже вслух произносит он и осто рожно вылезает из-под баранки. Оказывается, он сдал прямо на сиденье.
«Ну да, тут я и уснул, — вспоминает он. — Только это было еще днем, а сейчас ночь. Где же Наталья?»
На заднем сиденье кто-то зашевелился.
— Кто здесь? — спросил Гордей.
— Проснулся? А я сторожу тебя, продрог как собака. — Шофер соскочил на землю. — Уходить не велено, пока не проснешься.
— Где Наталья?
— Она там, во дворце, лазарет готовит к зав- трему, говорят, большой бой будет. Велела, как проснешься, разыскать ее. Пойдем вместе, и я маленько в тепле-то погреюсь.
Перешагивая через сидящих прямо на полу солдат и матросов, они долго ходили по дворцу, отыскивая лазарет. Наконец вошли в зал, в два ряда уставленный разномастными кроватями, должно быть. принесенными сюда со всего дворца. Сидевший за столиком мужчина в белом колпаке и халате поднял голову, строго сказал:
— Сюда нельзя, товарищи. Здесь лазарет.
— Нам Егорову, сестру милосердия, — объяснил Гордей.
— Егорову? Кто же у нас Егорова? Такой вроде бы нет.
— Натальей ее зовут.
— А, Наташу! Она спит. Приходите утром.
— Мне нужно срочно.
— Кто-нибудь ранен?
— Нет.
— Тогда приходите утром. Она у нас уже дня четыре, и я не помню, чтобы спала.
— Хорошо, я подожду, — согласился Гордей, осторожно присаживаясь на краешек стула.
— Только там, за дверью.
Когда они вышли, шофер сказал:
— Работа у них не сладкая. Ну-ка утащи на себе такого, как ты. Умаешься!
Они улеглись под дверью, прямо на полу, положив под голову шоферскую куртку и укрывшись бушлатом Гордея.
— Не заметил, другого выхода нет? — спросил Шумов.
— Вроде бы только этот. А что?
— Да так…
Гордей вспомнил, как упустил Керенского, и опять с досадой подумал: «Все Временное правительство брали, а главного-то и прозевали». Почему-то снова в мельчайших деталях всплыли в памяти события той удивительной ночи, разговор с толстым министром иностранных дел Терещенко. Как он тогда удивился!
Гордей мысленно продолжил спор с Терещенко о войне, о том, как ее закончить. Потом вспомнил, как первый раз увидел Наташу в Ревеле. Пожалуй, она с тех пор не изменилась, разве что похудела немного.
Рядом, поджав ноги, спал шофер, чмокая во сне губами, наверное, ему приснилось что-то вкусное. Гордей, припомнив давешний сон, невольно встревожился: «Как же я не посмотрел насчет второго выхода?» Он боялся потерять Наталью, поэтому решил больше не спать. Но усталость взяла свое, вскоре он уснул.
Разбудили их ночью, кто-то бесцеремонно взял Гордея за ноги и оттащил от двери. Гордей сел, протер глаза. Трое солдат несли на шинели чет- вертого, с простреленной головой, с залитым кровью лицом.
— Где это его? — спросил Гордей.
— Офицеришки пьяные хотели взбунтовать казаков и юнкеров. Вот одного нашего и ранили. Ну- ка, браток, подмогни.
Гордей вскочил, помог отнести солдата сначала в лазарет, потом в отведенную под операционную комнату. Раненого уложили на два сдвинутых вместе и покрытых простыней стола, и тот самый врач, что дежурил у входа в лазарет, принялся промывать рану. Солдат застонал.
— Живой! А мы уж думали…, — Посторонних прошу выйти, — строго сказал врач.
Выйдя с солдатами из операционной, Гордей спросил:
— А что с теми, с офицерами?
— С теми уже все, к стенке поставили.
Кто-то уже разбудил сестер, они успели надеть белые халаты и теперь на ходу повязывали Платки.
— И вы тут? — удивилась Наталья. — Я думала, вы еще спите. Меня вот заставили спать…
— Готовьтесь к операции, — сказал врач. — А вы, товарищи, идите в коридор. Да кто-нибудь пусть посторожит, у двери, чтобы сюда не лезли.