Крутая волна
Шрифт:
— Надо выбрать новый, из казаков! — предложил другой.
Предложение это казаки дружно поддержали, стали называть фамилии своих представителей в комитет. Голосовать не стали: просто выкрикивали фамилию казака, и тот шел в зал заседания.
Однако и новый комитет пришлось долго уговаривать, чтобы он дал согласие на арест Керенского.
— Да поймите же вы, что тянуть дальше нельзя, — убеждал Дыбенко. — Если мы не договоримся сейчас, наши начнут наступление на Гатчину. Они, наверное, думают, что вы нас арестовали. Мы были отпущены до определенного времени…
А время уже перевалило за полдень, и Дыбенко поставил вопрос на голосование. Но не успели делегаты проголосовать, как в зал влетел дежурный офицер и, не скрывая своей радости, зачитал телеграмму:
— «Из Луги вышли 12 эшелонов ударников. К вечеру прибудут в Гатчину. Савинков».
— Как же теперь-то быть? — растерянно спросил один из казаков:
— А вот и решайте, кому голову подставлять, — злорадно, сказал офицер и вышел.
— Как тут решишь? — обратился казак к Дыбенко. — С вами Столкуешься, тех вон сколько прет сюда. Они небось по головке нас не погладят…
Заволновались и остальные:
— Нам теперь с вами вроде бы не с руки.
— Но ведь если мы сейчас с вами не договоримся, наши немедленно начнут наступление и до подхода ударников мы вас разобьем, — предупредил Дыбенко.
— Да, куды ни кинь, везде клин.
Бывший министр — председатель Временного правительства и верховный главнокомандующий Керенский в то утро проснулся поздно, около десяти часов. Возможно, он проспал бы и дольше, если бы его не разбудил шум, доносившийся из соседнего зала. Вероятно, генерал Краснов опять собирает своих офицеров. «Мог бы собрать где-нибудь в другом месте», — с раздражением подумал Керенский и позвал адъютанта.
Тот пришел сразу же, обычно невозмутимое лицо его на этот раз было взволновано.
— Что там за шум?
— Казачий комитет заседает.
Керенский поморщился:
— Этого еще не хватало! По какому поводу?
— Делегация от большевиков приехала, двое матросов.
— Что им нужно?
Адъютант нерешительно помялся, но все-таки доложил:
— Требуют, чтобы казаки арестовали вас и выдали большевикам.
— Однако! Ну и что же казаки?
— Пока ничего не решили. Но, похоже, согласятся.
— От Савинкова сведений нет?
— Пока никаких.
— Медлит Савинков. Пусть запросят еще раз. Да узнайте, что там решает этот комитет и что за матросы сюда прибыли.
Адъютант вернулся быстро, Керенский еще не успел одеться.
— Распоряжение насчет Савинкова передал. Комитет выбирают новый. Этот почему-то забраковали. Приехал от большевиков матрос Дыбенко, а фамилию другого не узнал.
— Дыбенко? — встревожился Керенский.
— Так точно.
— Позовите сюда генерала Краснова, да поскорее.
Адъютант, звякнув шпорами, ушел, а Керенский торопливо закончил туалет и подошел к окну. Оно выходило в двор, в противоположную от площади сторону, но и сюда доносился многотысячный гул голосов. «Сброд, а не войско!» — сердито подумал верховный главнокомандующий.
Вошел командующий третьим казачьим корпусом генерал Краснов — высокий, подтянутый, красивый, едва начинающий седеть. Глаза спокойные, как будто ничего не происходит. Это спокойствие окончательно вывело КеренскогЬ из себя. Чтобы скрыть раздражение, он опять отвернулся к окну.
— Звали, Александр Федорович? — раздался за спиной голос Краснова, тоже спокойный, даже наигранно мелодичный.
Керенский круто повернулся:
— Генерал, вы меня предали!
Краснов удивленно вскинул брови:
— То есть?
— Ваши казаки хотят арестовать меня и выдать матросам. Вы об этом знаете? — Керенский забросил руки за спину и заходил по комнате.
— Да.
— Почему же не предупредили меня и не принимаете никаких мер?
— Боюсь, что уже поздно принимать какие- либо меры. Сочувствия к вам нет. — В глазах генерала мелькнула едва заметная усмешка.
— А офицеры?
— Офицеры тоже недовольны вами. Я бы даже сказал: особенно недовольны.
— Что же мне делать? — уже не наигранно, как обычно, а с отчаянием воскликнул Керенский.
Краснов только пожал плечами. Керенский опять подошел к окну, прислушался. И вдруг прямые плечи его опустились, коротко стриженная голова поникл» а.
— Придется – покончить с собой, — тихо сказал он.
Краснов и на этот раз промолчал. Керенский же надеялся, что при этом заявлении генерал начнет отговаривать его. Собственно, только для этого и сказал Керенский о намерении покончить с собой, на самом деле у него такого желания не было. Наверное, Краснов догадался об этом и потому никак не реагировал, молчал, может, опять усмехнулся в спину.
Керенский резко повернулся к генералу:
— Вы можете сказать, что мне делать?
— Могу только подать добрый совет. Слушать его или нет — ваше дело, — спокойно, даже, пожалуй, смиренно сказал Краснов.
— Говорите.
— Вам надо поехать сейчас в Петроград с белым флагом и явиться в Революционный комитет. Там вы, как глава правительства, можете начать переговоры.
Керенский нервно забегал по комнате. Может быть, так ему легче думалось. Его высокий лоб прорезали морщины, холодные глаза сузились, на скулах зашевелились желваки. Наконец он остановился перед Красновым и устало сказал: