Крутая волна
Шрифт:
— У меня и так сестер не хватает. Оставайтесь здесь, там и без вас обойдутся.
Наталья недовольно пожала плечами и повесила на гвоздь куртку, которую собиралась надеть в дорогу.
Как назло, мотор долго не заводился, надо было залить в него теплую воду, а ее не было. Набрали холодной, развели кипятком из никелированного стерилизатора, в котором кипятились инструменты.
Когда наконец выехали, Гордей спросил Ирину:
— А отец ваш согласится?
— Уговорю, — сказала она не очень уверенно и вопросительно посмотрела на Гордея.
«Если не уговорит, заставлю силой», — решил Гордей.
Зажигать фары шофер побоялся, чтобы не нарваться на казачий разъезд. Ехали они медленно, несколько раз сбивались с дороги, и Гордею приходилось вылезать и подталкивать машину. Один раз он угодил в лужу, начерпал полные ботинки, и ноги скоро замерзли. Гордей разулся, вылил из ботинок воду, выжал носки, стал их натягивать снова. Ирина, до этого молча наблюдавшая за ним, решительно сдернула с головы косынку, предложила:
— Вот платок, разорвите его пополам.
— А вы? — спросил Гордей, удивленный ее великодушием.
— Мне и так не холодно.
_— Все-таки наденьте хотя бы бескозырку. — Он снял и подал Ирине бескозырку.
Платок был шелковый, он мягко струился меж пальцев, рвать его было жаль, зато ноги сразу согрелись.
До Петрограда они добрались беспрепятственно, лишь на самом въезде их задержал патруль, но, проверив у Гордея документы, пропустил. Потом они долго петляли по улицам и добрались до дому, когда уже начал брезжить рассвет. Гордей хотел пойти вместе с Ириной, она придержала его:
— Оставайтесь здесь. Лучше, если я одна…
Слышно было, как она поднимается по лестнице, вот остановилась, позвонила. Потом еще и еще раз. Наконец скрипнула дверь, послышался голос Пахом а:
— Батюшки! Вот радость!
Хлопнула дверь, заглушив голоса.
— Я в этом доме и раньше бывал, — сказал шофер. — Я министра финансов Бернацкого возил, у него здесь родная сестра живет. Вон в том подъезде.
— А я твоего министра в Зимнем брал. В Петропавловку отводил.
— Да ну? — не поверил шофер.
— Вот тебе и «ну».
— Расскажи…
Прошло, наверное, больше часа, уже совсем рассвело, а Ирины все не было. «Не уговорила», — решил Гордей и стал вылезать из автомобиля, чтобы пойти и силой привести профессора, но в это время из подъезда выбежала Ирина, радостно крикнула:
— Все в порядке!
Вышел профессор, в длинном пальто и черном котелке, с баулом в руке. Гордей поздоровался, профессор кивнул, потом присмотрелся к Гордею попристальнее и наконец узнал:
— Это опять вы? Впрочем, ничего удивительного.
Он застегнулся на все пуговицы, поднял воротник и, нахохлившись, всю дорогу молча сидел в углу, искоса поглядывая на дочь. Она тоже молчала, делала вид, что внимательно слушает Шумова, досказывающего шоферу историю с арестом Временного правительства, но, кажется, не слушала, а думала о чем-то своем.
Навстречу попался автомобиль, в нем сидел худощавый, высокий, чуть сгорбленный мужчина, слева от него — женщина с красивыми внимательными глазами, справа — матрос. На переднем сиденье еще один матрос. Разъезжаясь, автомобили прижались к обочинай, сбавили ход, и профессор, приподняв котелок, поклонился сидящим в другой машине.
— Кто это? — спросил Гордей.
— Великий князь Кирилл Владимирович с супругой, — ответил Глазов.
— Значит, и этих взяли. Хорошо!
— Кому хорошо? — с усмешкой спросил профессор.
— Не им же! — улыбнулся Гордей, но, заметив, что профессор хмурится, тут же умолк.
Площадь перед дворцом была забита солдатами и матросами, они стояли кучками, о чем-то разговаривали. Расступались неохотно, автомобиль пробирался сквозь толпу медленно, справа и слева сыпались вопросы:
— Кого везешь, браток?
— А краля-то? Где такую откопал? — спросил один из солдат, прилаживаясь влезть на подножку.
Лицо Ирины залил румянец, она низко опу стила голову. Профессор нахмурился, а Гордей сердито крикнул:
— Ну ты, конопатый, придержи язык! — Гордей ударил по цепкой с рыжими волосами руке солдата, тот отцепился и шмякнулся в лужу. Лежа, погрозил кулаком вслед автомобилю…
Войдя в лазарет, профессор вдруг преобразился: лицо его разгладилось, стало даже веселым, движения легкие, точно рассчитанные — ни одного лишнего. Зато врач стал суетливым, топтался вокруг профессора, мешал ему. Пока профессор мыл руки, врач говорил Шумову:
— Да знаете ли вы, кого привезли? Это же сам профессор Глазов!
— Знаю, — ответил Гордей и кивнул на Ирину: — Он, между прочим, ее отец.
— Вот как?
Вслед за профессором все ушли в операционную. Гордей опять сел за столик. Снова мучительно медленно тянулось время. Однако на этот раз ждать пришлось недолго. Началась какая-то беготня, сестры, как белые бабочки, порхали туда и обратно, у них были озабоченные и даже испуганные лица. Гордей остановил пробегавшую мимо Наталью:
— Что там?
— Все в порядке, готовимся к операции. — Она прошла было мимо, потом обернулась, остановилась, пристально вгляделась в лицо Гордея, взяла за руку и озабоченно сказала: —А тебе лучше уйти. Пойди поспи, это не скоро кончится, часа два, а то и три продлится.
— Какой сейчас сон!
— Тогда пойди погуляй. Как кончится операция, я тебя найду.
Гордей вышел в коридор. Он был уже пуст, все вышли на улицу, остался лишь устойчивый запах дыма и пота. На лестнице двое солдат ели из котелка пшенную кашу. Гордей вспомнил, что со вчерашнего дня у него крошки не было во рту, но и сейчас есть почему-то не хотелось. Он поднялся на второй этаж, зашел в комнату, где был расположен штаб, однако ни Сиверса, ни Дыбенко там не оказалось, только дежурный солдат сердито кричал кому-то в телефонную трубку: