Крымский Джокер
Шрифт:
Марина надула губки и обиженно повернулась к Виктору спиной. Но через минуту, развернувшись, снова припала к его уху, и стала что-то горячо нашёптывать.
Карытин вначале недоверчиво улыбался, слушая девушку. Но с каждой секундой его взгляд становился всё более сосредоточенным, и в конце он очень внимательно слушал быстрый маринкин шёпот.
Переварив услышанное, Витёк, приподнявшись, взял с пола свалившуюся во время любовных упражнений, смешную колючую тушку с корзинкой в руках. Он поднёс ежика к своему лицу и удивлённо посмотрел в стеклянные бусинки его глаз. На миг Карытину показалось, что тот довольно ему подмигнул.
— Ну, ты, блин, даёшь, ёжик! — Витька крепко пожал мягонькую лапку игрушки. — А теперь — всем спать… Он встал, завёл будильник на полчетвёртого утра, и вернулся в кровать.
Устроившись поудобнее, он нежно обнял Маринку и сразу заснул крепким сном без сновидений.
…Лидия Петровна Афанасьева вторую ночь не спала. Вернувшись с улицы Воровского, она сослалась на головную боль и заперлась в нижней комнате, где ещё вчера строил свои планы Борис. Здесь же на столе лежал его ноутбук и маленький дорожный несессер.
Дедушка Гриб с Мюллером ещё долго что-то обсуждали наверху, и она слышала, как потрескивают половицы под нервными шагами Ломакина. Но часам к двум разошлись и они, и наступила тишина.
Леди в полной темноте сидела на застеленной кровати с закрытыми глазами и слушала как сильный ветер со скрипом раскачивает ветки высоких деревьев во дворе. В её голове было непривычно пусто. Какое-то незнакомое чувство теснило грудь и мешало сосредоточиться. Из окна через всю комнату протянулась лунная дорожка, и все предметы на её пути светились мертвенным бледным светом. Сейчас Лиду не занимали ни смерть Кликунова, ни вновь оборванная при этом событии ниточка, которая могла привести её к богатству. Она думала только о Борисе.
За весь вечер Лидия Петровна так и не решилась узнать у Гриба судьбу предавшего её помощника. Она прекрасно понимала, что Фролова, скорее всего, уже нет в живых, и не осуждала жестокого решения Ломакина. Это было необходимой мерой устрашения и самозащиты в их общем деле, и сама она поступила бы точно так же в подобной ситуации. И что-то спрашивать, а тем более просить за Бориса, ей просто не позволяли неписанные законы той жутковатой, непонятной простым людям жизни, по которым она жила уже больше сорока лет. Но почему-то было так тяжело на душе, словно вместе с Борисом из её мира безвозвратно ушло что-то очень нужное и дорогое лично ей, Лидии Петровне Афанасьевой. И сейчас она пыталась разобраться, что же это такое.
Лида вспомнила, как впервые она увидела этого юношу в казино у Корейца в зимней Москве, где подбирала свою первую группу для работы в европейских игровых залах. И как случайно подслушала, как авторитет наставляет крупье завлечь мальчишку, которому совсем недавно досталось неплохое наследство в виде трёхкомнатной квартиры.
Способ, с помощью которого этого симпатичного парня оставили без крыши над головой, и к тому же по уши в долгах, не казался Афанасьевой чем-то из ряда вон выходящим. Так тогда разводили лохов сплошь и рядом. Да и она сама долгие годы занималась подобными махинациями. Зима подходила к концу, и Леди совсем уж собиралась возвращаться в Крым, когда Кореец пригласил её для беседы.
— Тут мы лошка одного опустили на хату. Думали кончать его по-тихому, чтобы дёргаться не начал. Но вот его бывший однокашник говорит, что у него родственники в Германии есть. Ты же сейчас за бугром хочешь тему поднимать? Побазарь с ним — может какой интерес проявится…
Переговорив в кабинете Корейца с молодым нервным парнем в форме крупье, лицо которого ей очень не понравилось, Леди узнала много нового о Борисе Фролове. И эта информация показалась ей заслуживающей внимания. Она отпустила дёрганного молодого человека, закурила папиросу и задумалась. Через минут пять в кабинет вошёл Кореец и поморщился:
— Фу, Леди… Опять свой самосад чадишь! — он заткнул двумя пальцами свой приплюснутый нос и приоткрыл окно. — Ну, что скажешь?
Лидия Петровна загасила недокуренную папиросу в пепельнице и поднялась:
— Я возьму этого паренька. Пугни только его как следует и привези затем ко мне на квартиру.
Кореец довольно улыбнулся, обнажив ряд мелких гниловатых зубов:
— Толково. Но только штук пять зелени за студента тебе на общак придётся кинуть… Это, я думаю, реально?
Афанасьева кивнула, и уже возле самой двери повернулась к Корейцу и сверкнула своими чёрными глазами:
— А крупье этого ты лучше убери подальше. От него гнилой дух исходит. Заразный…
Теперь, припомнив этот разговор, Лида немного пришла в себя. «Может просто нравился мне этот щенок с самого начала?» — раздражённо подумала она и какой-то совсем несвойственной ей старческой шаркающей походкой подошла к окну.
Первый этаж у Гриба был расположен так высоко, что огромный забор не заслонял окружающий дом дремучий лес. И ночная картина, внезапно открывшаяся из окна, приковала взгляд женщины.
Над Пущей Водицей висела огромная луна. Чёрные вековые ели чётко выделялись на белом снегу в её молочном свете. Раскачиваясь от ветра, они угрожающе скрипели и размахивали своими развесистыми лапами. Рваные облака быстро проносились по тёмному высокому небу. На застывшей снеговой корке плясали гигантские тени, которые отбрасывал оживший в порывах ветра древний лес.
И тут случилось что-то невероятное — у Лиды запекло глаза… Она с удивлением поднесла средний палец к веку и посмотрела на мокрый след. Последний раз она плакала сорок лет назад, когда двое, одуревших от наркоты, зечек изнасиловали её в красноярской зоне.
Афанасьева сжала пальцами виски и в прояснившейся голове стали привычно проступать практичные мысли.
«К чёрту всё… Зима ранняя в этом году. Пожалуй, пора и в Крым… Может, Глеб какую идейку подкинет. Прямо сегодня из Борисполя и полечу. Как раз там до обеда два рейса на штаты уходит. Может, напоследок и встретимся с этим… — ей опять припомнился Борис, — …с крестником…».
Она глянула на часы. Было полтретьего утра. Приняв душ и приведя себя в порядок, Лида сложила свои вещи в небольшую сумочку, и забрала со стола ноутбук Бориса. Его дорожный дорогой несессер брать не стала — просто убрала под кровать. Потом тихо поднялась в охотничью комнату, где остывал потухший камин и, стараясь не шуметь, стала заваривать себе крепкий чай.