Кто-то чудесный
Шрифт:
Ша Акичита повёл широким плечом, стоя к ней вполоборота, и улыбнулся своей скупой улыбкой, которая, однако, мягко засветилась в его карих глазах:
– Я стараюсь быть незаметным, леди. И мой Вакиньян - не для родео.
"Да уж, тебя не заметишь, как же", - подумала Элис, а вслух с невольным любопытством спросила:
– И где же сейчас этот ваш чудо-конь?
– В прерии, - легко ответил Ша Акичита.
– Ищет себе невесту. Я его для этого отпустил.
– Но вы
– Вам трудно передвигаться... и вы отпустили коня на поиски невесты? Это безумие какое-то.
Индеец лишь молча улыбнулся и снова шагнул прочь. Гэл позади него горестно застонал, а Берта укоризненно гавкнула.
– Ладно, ладно, - вздохнула Элис, поднимая с земли сумку и ставя её на камень.
– Считайте, что я вняла положительным рекомендациям своей семьи, - она легонько дёрнула мальчишку за кудрявый хвостик на затылке.
– Присоединяйтесь к нашему небольшому пикнику, мистер Ша Акичита.
Гэл сиял, как серебряный доллар, и почти что пританцовывал, пока Элис аккуратно расстилала на плоском камне салфетки и доставала припасённые сандвичи с беконом, варёную кукурузу и бутылки с питьевой водой. Ша Акичита, немного помедлив, всё-таки подошёл и уселся на обломок валуна рядом с этим импровизированным столом.
– Спасибо за доверие, - сказал он негромко и подмигнул бухнувшемуся на траву Гэлу.
– Если вы присутствовали на нашем... стрелковом шоу с самого начала, - задумчиво произнесла Элис, когда все утолили первый голод, - скажите, всё ли мы с Гэлом делаем правильно? Он стал реже промахиваться, но как-то... потух, а ведь поначалу чуть ли на голове не стоял от счастья...
Уже выговорив это, она удивилась, почему спрашивает столь важную вещь не у самого Гэла, а у совершенно постороннего человека. Гэл прекратил жевать и напряжённо уставился на парня, буквально прожигая его глазами.
Тот тоже посмотрел на него, потом - на Элис, и не спеша произнёс:
– Что ж, вы всё верно ему показали, леди. И хокши-ла всё делал правильно, - он хмыкнул, увидев, как расцвёл Гэл, и начал степенно перечислять, пока пацан энергично кивал, - Пушку подымаешь под ведущий глаз и не зажимаешь, будто душишь гадюку. На спуск жмёшь первым сгибом пальца, медленно жмёшь и аккуратно, не дёргаешь. Мушка ровная, спуск плавный. Если так, то всё ты правильно делаешь.
– Но он как будто перегорел, - снова с тревогой напомнила Элис.
Индеец повернул голову и посмотрел на неё серьёзно и даже как-то сурово, а потом опять перевёл взгляд на притихшего Гэла:
– У того, кто так поёт, очень чуткое сердце. Кого ты видишь перед собой, когда целишься, хокши-ла? Живого человека, которого тебе предстоит уложить в могилу? Но это не человек... хотя и не пластиковая банка, - продолжал он с силой и убеждённостью, от которой у Элис побежали мурашки по спине.
– Многие инструкторы по стрельбе твердят, что оружие, мол, это просто дрель, которая делает дырки на расстоянии. Но и вы, леди, и ты, хокши-ла, как и я, понимаем, что, нажимая на спуск, отнимаем жизнь, которую даровал Вакан каждому существу. Однако тот, в кого ты целишься, хокши-ла, сам пришёл убить тебя и тех, кого ты любишь. И ты должен уложить эту тварь первым, вот и всё, - он наклонился и заглянул в побледневшее лицо Гэла.
– И это верно и правильно, уоштело. Вакан даёт нам жизнь, и никто не вправе отнять её, кроме него, но ты - его орудие, ты отнимаешь чужую жизнь, чтобы не отняли твою. Ты защищаешь себя и тех, кто тебе дорог. Думай только об этом, хокши-ла.
Ша Акичита легко поднялся, посмотрев на потрясённо молчавших Гэла и Элис своими прищуренными тёмными глазами. Элис только сейчас заметила у него в вырезе рубашки чёрно-белый костяной нашейник, то ли украшение, то ли амулет.
– Спасибо за то, что разделили со мной хлеб, леди... хокши-ла, - он склонил черноволосую голову и снова выпрямился.
– Я этого не забуду.
Камешки на тропе даже не зашуршали под его ногами, когда он начал спускаться вниз.
* * *
Элис готова была благословлять этого загадочного человека. После его слов в душе у Гэла будто произошёл какой-то перелом. Он даже плечи развернул и стал выше ростом, а она вдруг увидела в нескладном подростке, почти ребёнке, мужчину, каким он станет через несколько лет, и прямо залюбовалась. А потом подумала, что пацану всё-таки нужен отец, и грустно улыбнулась.
А Гэл даже не мазал больше. Ну или почти не мазал. После того, как были уничтожены все пластиковые бандиты, в расход пошли свирепые помидоры, жестокие перцы и пара негодяйских яблок. А Элис аплодировала и свистела после каждого меткого выстрела, и оба хохотали.
– Итак, ты пристрелялся, - удовлетворённо констатировала она после того, как они оставили свой импровизированный полигон, максимально очистив его от следов своего пребывания, и начали спускаться вниз по тропке.
– Но надо почаще повторять этот урок, чтобы навык не потерялся. Это совсем как с гитарой. Только учитывай, что ты пока что несовершеннолетний и не имеешь права носить оружие.
Она вздохнула. Тот же шериф Миллер не похвалил бы её за эдакое. Не говоря уж об органах опеки. Но она знала, что должна сделать это, вот и всё.
Гэл задумчиво кивнул. Теперь "беретта" оттягивала карман его куртки. Парень рассеянно сдёрнул с волос стягивавшую их резинку и с удовольствием повертел головой, подставляя смуглое лицо ветру.
– Как он тебя называет?
– с любопытством поинтересовалась Элис, даже не уточняя, о ком речь. Гэл и так понял.
– Хокши-ла, - с демонстративным вздохом отозвался он и сморщил нос в наигранной, но не совсем, печали.
– Братишка.
Элис прыснула с невольным облегчением. Она старалась не задумываться о сексуальны предпочтениях Гэла: такие мысли приводили её в замешательство. Хотя она понимала, что уподобляется страусу, прячущему голову в песок.
– Ты извини, что я тебе не сказал сразу... ну, про Ша Акичиту, - протянул тот, виновато на неё косясь.
– И за то, что свалил без спросу. Ну сил уже просто не было торчать в фургоне, вот и не утерпел. Я больше не буду, клянусь Марией-Девой и пресвятым Иосифом! Ну... или постараюсь, - добавил он, чуть поразмыслив.
– И ты извини, что заставляю тебя там торчать, - пробормотала Элис, нахмурившись.
– Я как будто птицу в клетке запираю, честное слово. Чтоб он провалился в преисподнюю, тот растреклятый маньяк!