Кто-то в моей могиле
Шрифт:
В нижнем левом ящике у самой стенки она наткнулась на кипу старых чековых книжек. Они лежали в абсолютном беспорядке. Первая сверху была годичной давности и покрывала четыре месяца.
Вовсе не предполагая найти что-то важное, Дэйзи листала страницы, не слишком обращая внимание на записи — так перелистывают скучную книгу, в которой много героев, но никакого сюжета. Большинство персонажей она прекрасно знала: Стелла, фармацевт, владельцы магазинов, книжного и готового платья, фирма по поставке строительного оборудования, зубной врач, ветеринар, садовник, почтальон. Самая большая сумма — двести пятьдесят долларов — причиталась, судя по предъявленным счетам, Стелле. На корешке чека со следующей
Она проверила корешки следующего месяца и снова обнаружила такую же сумму, выплаченную в октябре. Дойдя до последней страницы книжки, она насчитала в конечном итоге четыре корешка, каждый на двести долларов, которые выплачивались Аб в начале месяца.
Аб. Она не знала никого, чье имя или фамилия начинались бы с этого сочетания. Среди ее знакомых не было ни Абнера, ни Аббота, ни Абернотти, ни Абигайл. Ближе всех стоял Адам. Адам Барнетт. А. Б.
Сначала она не слишком удивилась: в том, что Адам получал деньги от Джима, не было ничего противоестественного. Он адвокат Джима и оформляет его налоговую декларацию. Однако сумма — двести в месяц, то есть две тысячи четыреста долларов в год, — казалось, несколько чрезмерна даже в качестве гонорара консультанту по налогам. Кроме того, ее удивило, что Джим платил ему не через контору, а со своего личного счета. Может, муж выплачивал долг и занял деньги у Адама, возможно, он хотел сохранить этот факт в тайне от своих компаньонов. Возможно, он был не таким преуспевающим бизнесменом, каким хотел казаться Дэйзи и ее матери?
«Как это глупо с его стороны, не говорить мне правду, — подумала она. — Я без труда могла бы ограничить свои потребности. Нам с мамой прекрасно удавалось жить по минимуму, если это необходимо, а подобного рода необходимость возникала у нас достаточно часто».
Принц неожиданно гавкнул и, с шумом пронесшись по веранде, взлетел вверх по лестнице. Хотя Дэйзи не слышала никаких звуков с верхнего этажа, она сразу поняла, что кто-то вошел в дом, и принялась быстро и торопливо запихивать в ящики вытащенные бумаги. Возможно, она успела бы убрать следы своего «преступления», если бы Принц не счел своей прямой обязанностью проводить миссис Филдинг вниз к Дэйзи.
В течение нескольких секунд женщины смущенно разглядывали друг друга. Затем Дэйзи, ощущая повисшую в воздухе неловкость, произнесла:
— Я думала, ты собиралась пройти днем по магазинам?
— Я передумала. В городе слишком жарко.
— Неужели?
— Ужасно, хотя здесь у вас прохладно и свежо.
— Это верно.
— Объясни мне, пожалуйста, чем ты занимаешься?
Разыгрывавшаяся сцена напомнила Дэйзи картинку из далекого детства: мать, полная сил и праведного гнева, нависает над ней и она — съежившаяся, перепуганная, действительно совершившая какой-то проступок. Но теперь Дэйзи стала старше и прекрасно знала: главное — не выдать себя, не показать страх или вину.
— Я искала одну вещь и подумала, что Джим мог положить ее сюда.
— И это было для тебя так важно, что ты не могла дождаться его возвращения и спросить его самого?
— Напротив, это такой пустяк, что я просто не захотела его беспокоить. Ты ведь знаешь, у него столько забот.
— Пожалуй, тебе это известно лучше, чем мне. Ты прибавляешь их ему с таким усердием.
— Мама, не надо. Не начинай.
— Я и не начинаю! — резко парировала Ада Филдинг. — Ты сама затеяла все это в прошлый понедельник, когда позволила себе впасть в истерику из-за идиотского сна. Так все это и началось, из-за этого сна, и жизнь рассыпалась на куски. Были мгновения, когда мне и впрямь начинало казаться, что ты сошла с ума — слезы, крики,
— Если это и безумие, то мое, а не твое. Тебе не о чем беспокоиться.
— А это! Ты рыщешь по комнате Джима, суешь нос в его личные бумаги. Что это такое? Что ты тут ищешь?
— Ты прекрасно знаешь, что я ищу. Джим не мог не рассказать тебе. Он ведь делится с тобой всем без исключения.
— Только потому, что больше ни о чем ты не хочешь с ним разговаривать сама.
Устремив взгляд в стену перед собой, Дэйзи размышляла, сколько раз Джим и мать обсуждали ситуацию. Может быть, они даже провели своего рода консилиум в ее отсутствие, два доктора над тяжелым больным, симптомы болезни которого они никак не могут определить.
«Она ищет потерянный день, доктор Филдинг. — О, это очень серьезно, доктор Харкер. — Конечно, конечно. У меня это первый случай. — Возможно, нам придется оперировать. — Хорошая мысль, замечательная. Если потерянный день куда и подевался, он наверняка у нее внутри. Мы вытащим его на свет и наконец от него избавимся. Нельзя оставлять его внутри. Это опасно».
— По-моему, — заметила миссис Филдинг, — тебе неприятна сама мысль, что Джим мне доверяет.
— Нисколько.
— Молодые женщины, как правило, счастливы, если муж и теща находят общий язык. У нас с Джимом могут быть разногласия по многим вопросам, но мы забываем о них ради тебя, потому что оба тебя очень любим. — На глазах миссис Филдинг появились слезы, уголки губ опустились, казалось, еще секунда, и она заплачет. Она прижала пальцы к губам, будто пыталась вернуть их в прежнее положение. — Ты ведь знаешь, как мы любим тебя, правда?
— Да. — Она знала, они любили ее, каждый по-своему, и ни один до конца. Джим любил ее ровно настолько, насколько она соответствовала его представлениям об идеальной жене. Ее мать любила ее как отражение самой себя, но отражение, в котором не существовало недостатков оригинала. Да, конечно, ее любили. Быть любимой вовсе не проблема. Проблема заключается в том, что, оказавшись в качестве объекта любви двух таких сильных личностей, как Джим и Ада Филдинг, она лишилась собственной способности любить импульсивно и искренне.
Неожиданно она подумала о Пинате, и на душе стало неспокойно. Дэйзи вспомнила, как возвращались они с кладбища в город, как отразились на лице его мука и страдание в тусклом свете приборной доски автомобиля — наверное, он думал, что никто его не видит и нет нужды скрывать терзавшую его скорбь.
Она обернулась и заметила, что мать пристально ее разглядывает, и сразу поняла, нужно прекратить о нем думать. Порой ее пугала способность матери прочитывать ее мысли.
«В таком случае, — подумала она, — я действительно находящийся в ее распоряжении кинопроектор. Она сидит сзади и смотрит фильмы, вырезая куски и перемонтируя кадры. Но Пинату она увидеть не сможет. Она просто о нем не знает, как не знает никто на свете».
Пината принадлежал только ей, он был спрятан в потайной ящичек в самой глубине души Дэйзи.
Она перестала перекладывать бумаги, затем заперла стол, положила ключ на подоконник. Все выглядело точно так же, как в тот момент, когда она вошла в комнату. Джиму было ни к чему знать, что она рылась в столе и обнаружила эти помесячные выплаты Адаму. Если только ему не скажет об этом мать.
— Полагаю, — сказала Дэйзи, — что ты ему обо всем расскажешь?
— Считаю своим долгом.
— Может, у тебя есть какой-то долг и в отношении меня?