Кто-то в моей могиле
Шрифт:
— Расскажи про ранчо.
— Какое ранчо?
— На котором ты работал.
— Давно это было. — «Дамы и господа, прежде чем наш замечательный исполнитель приступит к своему номеру, он развлечет вас некоторыми деталями из собственной биографии». — Была у меня кобыла по имени Винни. Настоящая ковбойская лошадь. Ковбойская лошадь должна быть быстрой и умной, Винни как раз подходила, она могла отбить корову от стада так же легко, как ты можешь вытащить из вазы апельсин.
— Перед тем как вы пришли, бабушка дала нам яблок. Я свое спрятал. Сказать куда?
— Ты лучше не доверяйся мне. Я не слишком хорошо храню чужие секреты.
— Ты проговоришься?
— Ага. Иногда со мной такое случалось.
— И со мной все время. Яблоко спрятано под…
— Тсс. — Филдинг погладил ребенка по голове. Не сказав ни слова, мальчик самим своим видом ответил на все его вопросы. Темные глаза и волосы, смуглая кожа говорили сами за себя. Ясно было одно: произошла ошибка. Но по чьей вине и почему?
«Господи! — подумал он. — Как мне нужно опрокинуть стаканчик. Если бы я выпил, у меня заработала бы голова. Со стаканом в руке я могу думать. Думать».
— А как тебя зовут? — спросил Поль.
— Фостер, — ответил Филдинг. Он представлялся Фостером довольно часто, и ему уже казалось, что он говорит чистую правду. — Сэм Фостер.
— Ты знаешь моего папу?
— Не уверен.
— А где он?
Малыш задал хороший вопрос, но в голове Филдинга появился еще более интересный. Не где, а кто. «Кто же твой отец, дружок?» — Подумал Филдинг.
Ребенок обхватил его шею своими ручонками так плотно, что Филдинг просто не мог шевельнуть головой, даже для того, чтобы оглядеться вокруг. Неожиданно он ощутил присутствие какого-то странного запаха, который из-за волнения раньше не почувствовал. Лишь минуту-вторую спустя он догадался, что пахнет расплавленным воском.
Поднявшись с кровати, он осторожно разжал руки ребенка и поставил его на пол, затем повернулся и увидел фотографию молодого человека рядом с мерцающей свечой. Сердце забилось в волнении, застучало с таким грохотом, словно Хуанита вновь принялась колотить в запертую дверь. Красная пелена опустилась на глаза, руки и ноги вдруг обмякли и распухли. «Вот оно, — подумал он. — Дамы и господа, вот оно! Я иду…»
Он попал в ловушку.
Теперь он понимал это ясно и отчетливо. Все, что случилось до того, было продуманным планом по заманиванию его в западню. Они все, даже ребенок, выучили наизусть свои роли. Каждый жест, движение, сцена, вплоть до сцены с разбитой дверью, были тщательно отрепетированы и поэтому казались вполне реальными. И все это вело к тому моменту, когда он постиг истину.
Он поднял распухшую руку и вытер обильно заливавший глаза пот со лба. Теперь они поджидали его в соседней комнате, гадая, каким станет его следующий шаг. Миссис Розарио делала вид, что молится. Хуанита якобы собиралась идти вместе с ним, дети притворялись, что очень напуганы. Они все были там, вслушивались, всматривались, ждали, когда же он выдаст себя, сделает одно-единственное неверное движение. Даже этот малыш — шпион. Эти невинные глаза, глядящие на него, вовсе не невинны, рот ангелочка принадлежит демону.
«Теперь он с ангелами». Филдинг вспомнил слова миссис Розарио. Сейчас уж он точно знал, о ком она говорила, безумный смех подкатился к горлу и чуть не задушил его. Филдинг чуть ослабил галстук, дышать стало легче, но тут же затянул его снова. Он не должен дать понять тем, кто за ним наблюдает, что эта фотография имеет для него какое-то значение или что он пытался разузнать об отце мальчика.
Где-то в подсознании билась мысль: все совсем не так, но он никак не мог отогнать от себя нахлынувшие вдруг подозрения. Покрытое пеленой страха сознание перемешивало реальность и вымысел, появлялось парадоксальное ощущение: встревоженная молодая женщина — в реальности преступница, ее мать — злокозненная ведьма, а дети — вовсе не дети, а так и не выросшие взрослые.
— Эй, я готова, — окликнула его Хуанита.
Филдинг обернулся так резко, что потерял равновесие и был вынужден ухватиться за спинку кровати, дабы не рухнуть вниз.
Он не мог выдавить из себя ни слова, но все же сумел кивнуть. Пелена начинала спадать, и он отчетливо разглядел Хуаниту: перед ним стояла молодая женщина, стройная и красивая, одетая в бело-голубое платье, с наброшенным на плечи красным свитером и в красных босоножках из змеиной кожи на тончайших каблуках-шпильках.
— Пойдем, — сказала она. — Надо поскорее уносить ноги из этого сумасшедшего дома.
Он вышел из комнаты, все еще ощущая дрожь в ставших ватными ногах. Но облегчение уже наступило: не было никакого заговора, никакой ловушки, он сам все придумал, застигнутый врасплох всепоглощающим чувством вины и раскаяния. Хуанита, миссис Розарио, дети были тут совсем ни при чем. Они не знали ни его настоящего имени, ни того, зачем он к ним пришел. Фотография у изголовья кровати оказалась тем самым ужасным совпадением, которые иногда случаются в жизни.
И все же… «Господи! Дай же мне выпить, ну дай мне выпить!»
Миссис Розарио перекрестилась и отвернулась от алтаря. Она по-прежнему не обращала никакого внимания на Филдинга, даже краем глаза не посмотрела в его сторону. Она поглядела через плечо не замечаемого ею гостя на Хуаниту:
— Куда это ты собралась?
— Прогуляться.
— Купишь мне новое распятие. Поняла?
Хуанита послюнявила указательный палец и аккуратно провела им по бровям:
— Купить тебе распятие? Думаешь, я такая добренькая?
— Ты не добрая, — холодно ответила миссис Розарио. — Но ты достаточно благоразумна и понимаешь, что живешь в моем доме. Если я захлопну у тебя перед носом дверь, ты окажешься на улице.
— Ты уже раз попыталась ее запереть. Видишь, что из этого получилось?
— Если подобное повторится, я вызову полицию. Тебя арестуют, а детей отправят в приют.
Хуанита побледнела, затем усмехнулась и пожала плечами так резко, что свитер упал на пол. Филдинг нагнулся, чтобы поднять его, но она буквально вырвала у него из рук принадлежавшую ей вещь.
— Ну и что? — крикнула она матери в лицо. — По крайней мере им будет там не хуже, чем в этом сумасшедшем доме, где их бабка ползает половину всей жизни на коленях перед боженькой.